Путь Абая. Книга вторая - Мухтар Омарханович Ауэзов

Абай вежливо подал знак рукой женщинам, приглашая сесть в коляску, вслед за ними сел сам и только после этого заговорил, обращаясь к Салтанат:

- Предками нашими сказано: «Ум - это и есть красота человека, а самый верный спутник ума - сдержанность». Когда все это имеется, зачем еще что-то говорить, не правда ли, Салтанат?

- Согласна с вами! - улыбнулась девушка. - Радость должна быть немногословна.

Тройка с бубенцами, с двумя пристяжными, развернувшими головы набок, стремительно понеслась по дороге к мосту и через мост на другой берег, к богатому дому бая Тыныбека.

Следствие и суд были позади, но Абай еще надолго задержался в городе. Друзей-жигитеков во главе с Базаралы тотчас по выходу из тюрьмы отправил домой, чтобы они скорее донесли туда весть о его освобождении, а сам остался с Ерболом и Баймагамбетом. Остановился он не в доме Тыныбека, где в то время гостили токал и дочь Альдеке, - Абай выбрал для постоя привычный для него дом татарина Карима на другом берегу реки. У Тыныбека выбравшийся из заточения Абай прожил всего несколько дней.

Абай постепенно узнал, как много для него сделала Салта-нат. Хотя она и была дочерью очень известного и богатого бая Альдеке, ей не разрешили взять на поруки Абая, пришлось ей уговаривать пойти на это семипалатинского богача и домовладельца, войлочника Дюйсекена. Этот Дюйсекен был в большой дружбе с ее отцом и приходился ему нагаши, родственником со стороны жены. Войлочник был весьма осторожным, даже трусливым торговцем и к роду Тобыкты никакого отношения не имел, и даже по каким-то причинам недолюбливал тобык-тинцев, но он не смог отказать своей любимице и баловнице, дочери друга. И все же уговорить его быть поручителем за Абая девушке было непросто. Денежный залог она внесла сама.

Чем больше узнавал Абай обо всех хлопотах Салтанат, тем большую неловкость начинал ощущать по отношению к девушке. Подобное проявление дружбы - дело непростое. Что кроется за подобной дружбой у молодой девушки, нелегко угадать.

Абай хотел откровенно поговорить с Салтанат, ему надо было знать, чем вызваны беспримерные заботы со стороны юной девушки, с которой он не был даже знаком. Ему бы не хотелось, чтобы за этим необычным поступком крылось что-нибудь большее, чем обычное человеческое благородство и сочувствие. И случай поговорить с нею вскоре представился. На другой день после освобождения Абая младшая мать Салтанат уехала на другой берег, что-то покупать в лавках, Макиш и Ербол поехали с нею, и Абай остался в доме наедине с Салтанат.

В большом доме Тыныбека стояла тишина. На окнах висели плотные занавески темного шелка, не пропускавшие солнечного света, и в комнатах был полумрак, было прохладно и уютно. Абай и Салтанат сидели за круглым низеньким столиком на мягких корпе, разостланных на полу, и вели учтивую беседу. Вскоре Абай заговорил о том, что занимало его ум в последние два дня. Начал он с того, что горячо поблагодарил девушку за все, что она сделала для него. Тревожно настороженную в душе, Салтанат стеснял этот разговор наедине, она предпочла молча слушать джигита. В ответ на его слова благодарности она лишь повела длинными пальцами белой руки, лежавшей на столе, как бы говоря: «Перестаньте. Не стоит благодарности!» Подняла на него глаза, взгляд которых выразительно продолжил: «И не надо об этом больше говорить».

Находясь чуть в стороне от Абая, она искоса бросила на него быстрый взгляд, в котором просквозила легкая обида; но, как бы защищаясь от его пристойной велеречивости, она опять подняла руку и выставила на Абая, ладонью на него, - отстраняющим жестом. До сих пор на все его слова благодарности она ничего не отвечала, но наконец решила коротко высказаться: «К чему все это, Абай... Не стоит повторяться... Дело сделано, ну и, слава Всевышнему, все благополучно закончилось!» - и она смеялась мелодическими, звучными переливами голоса девушки-сэре. Далее она опять не произнесла ни слова, лишь загадочным взглядом посматривала на Абая, время от времени поднимая на него глаза. И Абай двойственно понимал значение этого взгляда: или она опасалась, что он воспримет ее помощь как некую попытку накинуть на него узду, или взгляд ее выражал мысль такую: «Ну-ка, посмотрим, что он станет делать? Я-то со своей стороны сделала все, как полагается». И Абай решительно настроился на то, чтобы внесена была полная ясность, и чтобы ни полслова от лукавства и лицемерия не проскочило в их разговоре.

Вошел Баймагамбет и поставил перед ними серебряную чашу с холодным кумысом. Абай, задумавшись, помешивал в кумысе роговой ложкой. Наполнил расписную пиалу и подал девушке.

- Салтанат!.. - наконец произнес он.

Смущенный, робкий взгляд красавицы со скрытой мольбой обратился к нему.

- В жизни мужчины немало выпадает случаев, когда он принимает помощь от своих истинных друзей. Это не удивительно, таков закон мужской дружбы. Но я никак не ожидал, что столь решительная и отважная помощь последует со стороны слабой женщины, да еще и почти сверстницы. Скажите мне со всей откровенностью и прямотой - прямота ведь не порок, Салтанат? Что побудило вас помогать мне, не побоявшись того, что о вас могут подумать?

Салтанат, наверное, ждала такого вопроса. Она с решительным видом подняла голову, белое личико ее мгновенно вспыхнуло горячим румянцем. Краска пошла по всему лицу, ото лба до самого подбородка. Даже мочки ушей, в которых качались сережки, налились алой кровью.

Прекрасно владея собой, недрогнувшей рукою приняв от Абая чашу с кумысом, юная красавица отвечала, - но прежде посидев с раздумчивым видом и даже отпив глоток напитка:

- Я вмешалась только по своей воле и по собственному желанию. Простите, что сделала это без вашего ведома и вашего соизволения. Знайте только одно: меня вело желание помочь хорошему человеку. Примите это как знак искренней дружбы. И еще раз простите, что решилась пойти на такой шаг, хотя я могла предполагать, что у вас хватит настоящих друзей, готовых прийти к вам на помощь.

Абая такой ответ девушки привел в восхищение. Он понял, насколько велика ее душа и не по возрасту сильна и благородна ее воля. Абай не мог скрыть своего восхищения.

- Насколько достойны ваши слова, Салтанат! Я всегда буду