Дневники. 1910–1923 - Франц Кафка

получить от меня совет, о сквернейших подробностях я узнаю в разговоре всегда лишь мимоходом, причем я должен по возможности скрыть свое внезапное удивление, не забывая, что мое равнодушное восприятие ужасного сообщения он может расценить как холодность или же, наоборот, как великое успокоение. Так оно и задумано. Историю с поцелуями я узнал следующими, иногда разделенными неделями, частями: учитель ее поцеловал – она находилась в его комнате – он целовал ее много раз – она регулярно бывала в его комнате, потому что работала над рукоделием для матери А., а у учителя была хорошая лампа – она безвольно позволила ему целовать себя – он еще раньше объяснился ей в любви – тем не менее она еще ходит с ним гулять – хотела ему сделать рождественский подарок, – однажды она написала, со мной случилось что‑то неприятное, но все обошлось.

А. расспрашивал ее следующим образом: Как это было? Я хочу все знать в точности. Он только целовал тебя? Как часто? Куда? Он не лежал на тебе? Он тебя ощупывал? Не хотел ли он раздеть тебя?

Ответы: Я сидела на диване с рукодельем, он с другой стороны стола. Потом он подошел, сел ко мне и поцеловал меня, я отодвинулась от него к валику дивана, он вжал мою голову в валик. Кроме поцелуев, ничего не случилось.

Во время расспросов она однажды сказала: «О чем ты только думаешь? Я девушка».

Мне сейчас пришло в голову, что мое письмо д-ру Вайсу написано так, что его полностью можно показать Ф. Что, если он сегодня это сделал и потому отложил свой ответ?

26 января. Не могу больше читать Тюрхайм, которая, впрочем, доставила мне в последние дни удовольствие. Опустил на вокзале письмо к фройляйн Бл. Как это поддерживает меня и давит во лбу. Родители играют в карты за тем же сто- лом.

* * *

В воскресенье родители и их взрослые дети, сын и дочь, сидели за обедом. Мать встала и опустила половник в пузатую супницу, чтобы разлить суп по тарелкам, и тут вдруг стол вздыбился, скатерть вздулась, лежавшие на столе руки соскользнули, суп вместе с катящимися клецками потек на отцовы колени.

Как я сейчас накричал на мать за то, что она одолжила Элли «Злую невинность», – а ведь только вчера я сам хотел предложить ей книгу. «Оставь мне мои книги! У меня ничего больше нет». И такие речи – с настоящей яростью.

Смерть отца Тюрхайм: «Сразу же пришедшие врачи нашли пульс очень слабым и определили, что больному осталось только несколько часов жизни. Боже мой, да это же они о моем отце говорят, – только несколько часов – и он умрет».

28 января. Доклад о чудесах Лурда. Свободомыслящий врач, энергичный, сильные челюсти, скалит зубы, с видимым удовольствием перекатывает слова. «Настала пора, чтобы немецкая основательность и честность объявили войну чужеземному шарлатанству». Дискуссия: «Я простой постофициал [30] и ничего больше». – «Отель de 1’univers». – При выходе безграничная грусть от мыслей о Ф. Постепенно успокоился, размышляя.

Послал Бл. письмо и «Каторгу» Вайса.

Недавно гадалка на картах сказала сестре Анценбахера, что ее старший брат обручился и невеста ему изменяет. Он гневно отверг тогда эти россказни. Я: «Почему только тогда? Они и сегодня так же фальшивы, как и тогда. Она ведь тебе не изменяла». Он: «Не правда ли, она этого не делала?»

2 февраля. Анценбахер. Блядское письмо подруги к невесте: «Если мы все будем переживать так, как тогда, когда нас держали в страхе Божьем исповедальные проповеди». «Почему ты так сдерживала себя в Праге, лучше дать себе волю в малом, чем в большом». Согласно своему убеждению, я истолковываю письмо в пользу невесты, с хорошими аргументами.

* * *

Вчера А. был в Шлюкенау. Сидит целый день с ней в комнате, держа пакет со всеми письмами (его единственный багаж) в руках, и не перестает ее расспрашивать. Ничего нового не узнает, за час до отъезда спрашивает: «Свет во время поцелуев был погашен?» и узнает делающую его безутешным новость, что В. во время поцелуя (второго) погасил свет. В. чертил на одной стороне стола, Л. сидела с другой стороны (в комнате В., в одиннадцать часов вечера) и читала вслух «Асмус Семпер». И тут В. встает, подходит к ящику, чтобы что‑то взять (Л. думает – циркуль, А. думает – презерватив), вдруг гасит свет и набрасывается на нее с поцелуями, она падает на диван, он хватает ее за руки, за плечи, приговаривая: «Поцелуй меня!»

По какому‑то случаю Л. говорит: «В. очень беспомощен».

В другой раз: «Я его не целовала», и еще: «Мне казалось, что я лежу в твоих объятиях».

А. – «Должен же я знать правду» (он носится с мыслью, чтобы ее обследовал врач), «что если я в свадебную ночь узнаю, что она лгала. Может быть, она только потому так спокойна, что он использовал презерватив».

Лурд: Атака на веру в чудеса – это атака и на церковь. С таким же основанием он мог бы повсюду выступать против церквей, шествий, исповеди, негигиенических процедур, поскольку нельзя доказать, что молитвы помогают. Карлсбад еще большее надувательство, чем Лурд, но у Лурда то преимущество, что едут туда с глубочайшей верой. А как обстоит дело с упорными мнениями относительно операций, серотерапии, прививок, лекарств?

И тем не менее: огромный госпиталь для странствующих тяжелобольных; грязные купальни; транспорт, ожидающий специальные поезда; медицинская комиссия; большие светящиеся кресты на горах; Папа получает три миллиона ежегодно. Мимо проходит священник с дароносицей, одна женщина вскрикивает с носилок: «Я здорова!» Ее костный туберкулез остается при ней без изменений.

Дверь приоткрывается. В щели появляется вытянутая рука с револьвером.

Тюрхайм, т. II 35, 28, 37: нет ничего слаще любви. Ничего занимательнее кокетства; 45,48: евреи.

10 февраля. Вернулся с прогулки, одиннадцать часов. Свежее, чем обычно. Почему?

1. Макс сказал, что я спокоен.

2. Феликс собирается жениться (был в ссоре с ним).

3. Я останусь один, если Ф. все‑таки не хочет меня.

4. Приглашение от госпожи Тайн и размышления о том, как мне ей представиться.

Случайно пошел противоположной, а не обычной дорогой, а именно: Кетгенштег, Градчин, Карлс- брюке. Обычно я прямо‑таки припадаю к этой дороге, сегодня же, придя с противоположной стороны, немного поднялся.

11 февраля. Бегло прочитал «Гёте» Дильтея, огромное впечатление, я полностью захвачен, почему нельзя зажечься и погибнуть в этом огне? Или последовать велению, даже если не слышишь его? Сидеть посреди своей пустой комнаты в кресле, уставившись в пол. Взывать