Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

действительности. Бригандос также ничего не знал об участи своих товарищей. По правде говоря, Климентина беспокоилась только обо мне и предводителе, участь остальных цыган была ей, в общем-то, безразлична. Бригандос, впрочем, считал, что его двое детей погибли в застенках инквизиции; будь это в его силах, он пожертвовал бы собственной жизнью ради их спасения, но, не имея возможности что-либо сделать, он довольствовался лишь своей свободой. Бригандос не испытывал тяги к перемене профессии и рассчитывал набрать в Бискайе новую банду, а затем намеревался отправиться в Италию.

Господин и госпожа де Берсак, знакомые по моим рассказам с судьбой Климентины, были счастливы лично встретиться с этой замечательной женщиной и проявили к ней неподдельный интерес.

«Все хорошо, — сказал господин де Берсак с вымученной улыбкой, — мне только досадно, что знакомство с вами стоило мне чести».

«Чести! — повторила Климентина, стараясь вселить в гостей прежнюю веселость, которая сошла с их лиц при упоминании о недавнем происшествии. — Ах, сударь, вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что женское поведение способно повлиять на мужскую честь; какое вам, собственно, дело до наших поступков? Напрасно вы придаете им столь преувеличенное значение, ведь неприятности, которые вы якобы испытываете от нашего дурного поведения, на деле химеры вашего собственного воображения; немножко философии — и они превратятся в прах...

Будьте справедливы, господа супруги, и не надевайте на нас невыносимое ярмо воздержания; вы не только не должны испытывать досаду оттого, что мы вкушаем радости любви в объятиях других мужчин, но и сами, как галантные кавалеры, обязаны приводить к нам новых и новых поклонников, и тогда вы получите истинное наслаждение от нашей искренней признательности. Женское сердце, учащенно бьющееся при виде очередных любовников, — величайшая ценность, и оно по-прежнему принадлежит вам, так что, освобождая нас от излишних уз, вы только сильнее нас привязываете к себе. Ах! Я поделилась с вами своими самыми сокровенными мыслями, слушайте же теперь как бы действовала я, если бы родилась мужчиной: я бы убеждала жену непременно переспать с моими друзьями: откуда мне знать, получает ли она наслаждение в моих объятиях и является ли оно достаточно острым; согласие жены я бы воспринимала в качестве знака доверия и дружбы, я бы холила ее и лелеяла за те радостные мгновения, что она мне доставила, приняв мое предложение, я заботилась бы только о ее счастье. Быть свидетелем любовных радостей супруги — вот в чем заключается, сударь, деликатность хорошо воспитанного человека; он не станет ублажать себя в одиночку, не станет завидовать жене, если той посчастливится обрести блаженство в объятиях другого мужчины, — наоборот, идеальный супруг всегда придет ей на помощь. И не воображайте, что честь ваша пострадает и вы будете опозорены, оттого что она испытает миг удовольствия вдали от тенет, в которых вы держите своих жен».

Берсак спросил молодого мужа Климентины, разделяет ли он мнения своей жены.

«Разумеется, сударь, — отвечал этот вежливый молодой человек, — как вы понимаете, я не буду против, если кто-нибудь другой доставит минутное наслаждение моей супруге».

Мы зааплодировали такому прекрасному ответу; рассудительный Берсак, впрочем, не разделял нашего энтузиазма; добродетельная Анжелика внимательно рассматривала Сантильяну в лорнет. Потом она тихо ему сказала:

«Ваша жена — сумасбродка... Да и вы недалеко от нее ушли. Вытворять подобные фокусы. Не понимаю, как я могла так обмануться...»

Остаток ночи мы провели весело и пристойно. Наступило время прощаться; при расставании мы с Климентиной не удержались от слез, обещали регулярно обмениваться письмами (между прочим, я и по сей день с ней переписываюсь). Не стану от вас скрывать, Климентина живет счастливо и богато вместе с мужем; он ее обожает и ежедневно печется о ее благополучии. Бригандос уехал с Климентиной и Сантильяной. С болью в душе я рассталась с этим искренним и добрым другом.

До Франции мы добрались без приключений.

Перевалив через горы, мы въехали в Байонну, где и остановились на некоторое время.

Хотя мои друзья направлялись в Бордо, приезд этих артистов, широко известных и любимых во Франции, вызвал немалый ажиотаж среди байоннской публики; уступив просьбам местных любителей искусства, супруги де Берсак согласились дать двадцать представлений в городском театре. Они предупредили театрального директора, что привезли с собой молодую даровитую актрису; мой дебют на сцене был одним из важнейших условий договора с дирекцией.

Итак, я дебютировала в «Ифигении» Расина и в роли Люсинды в «Оракуле». Без любезной поддержки, оказанной мне тогда Берсаками, я, вероятно, оставила бы сцену, не успев на ней появиться, так велико было мое волнение. На следующий день, одобряемая моими покровителями, я уверенно сыграла роль Юнии в «Британике» и после антракта вышла второй раз на сцену в «Зенеиде»; публика горячо мне аплодировала. На третий день мне пришлось играть Розалию в «Меланиде» и Бетти в «Юной индианке»; публика встретила меня еще лучше, нежели накануне. На четвертый день гастролей супруги де Берсак позволили мне играть самостоятельно, и успех мой в роли Софи в «Отце семейства» превзошел их самые смелые ожидания. Репутация моя укрепилась, но я не почивала на лаврах и ежедневно разучивала новые роли, так что в течение двух месяцев я блистала на байоннской сцене при несмолкаемых аплодисментах. Как-то раз, в день, когда ставилась «Зенеида», я вышла в фойе, где мне были вручены изящные стихи, сопровождаемые настойчивым приглашением отужинать в компании галантного кавалера...

«Ах! — подумала я тогда. — Теперь, когда все мои желания сбылись, вот она, единственная опасность, и я должна действовать решительно... Смелее!

Если я сумею преодолеть искушение, мой триумф обеспечен. Скромное поведение и пристойный ответ, и тогда мне не надо будет бояться насилия».

Не желая наживать себе врагов, я посоветовалась с госпожой де Берсак и ответила поклоннику твердо и корректно. Ответ мой наделал в обществе шума, и на следующем представлении меня встретили бурными аплодисментами.

Гонорар, полученный мной в Байонне, оказался более чем достаточен, так что я могла возместить моим друзьям те убытки, которые они понесли, чтобы сделать из меня известную актрису. Однако супруги де Берсак отказались принимать от меня какие-либо деньги. Несмотря на все мои усилия их переубедить, я была вынуждена уступить. В Бордо мне все же удалось уговорить госпожу де Берсак взять у меня пятьдесят-шестьдесят луидоров на наряды и украшения.

Наконец мы приехали в Бордо; публика ждала моего прибытия: хоть это и нескромно, я скажу вам, что жители этого города сгорали от нетерпения увидеть мою игру на местной сцене; я сыграла в нескольких спектаклях и затем встретила моего ненаглядного Сенвиля, которого