Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

Остальное, сударыня, вам известно, — завершила свой рассказ Леонора, — Небо вознаградило меня за перенесенные страдания: как из рога изобилия посыпались на меня нежданные радости, я воссоединилась с любезным мужем и теперь вернула себе мать. О сударыня, — сказала Леонора, бросаясь в объятия госпоже де Бламон, — ради этого можно и не вспоминать о злоключениях прошлого!»

Здесь очаровательная жена Сенвиля замолчала. Время было позднее, так что вскоре гости, обменявшись обычными знаками любезности, разошлись по своим комнатам. В гостиной остались лишь президентша и граф де Боле, размышлявшие остаток ночи о том, как бы вернее устроить счастье молодых супругов.

Размышления эти, которыми они потом со мной поделились, ты найдешь в следующем письме, которое, как мне кажется, получится длинным. Но ты, надеюсь, извинишь мое многословие, ибо содержание очередного письма стоит времени, потраченного на его чтение.

Обнимаю тебя.

Письмо тридцать девятое

ДЕТЕРВИЛЬ — ВАЛЬКУРУ

Вертфёй, 24 октября

Итак, мы остались одни, мой дорогой Валькур; поскольку же наши славные путешественники уехали из поместья, мы, избавившись от иллюзий, можем теперь вынести о них более верное суждение, чем раньше. Впрочем, расскажу тебе сначала о том, какие решения были приняты относительно дальнейшей судьбы Сенвиля и Леоноры, а потом уже поделюсь с тобой моими размышлениями по поводу этих молодых людей. Вчера они вместе с графом де Боле покинули Вертфёй. В Париже путешественники рассчитывают погостить у графа до тех пор, пока им не позволят возвратиться в Бретань. Прежде всего следует аннулировать письменное разрешение де Кармея на арест собственного сына; граф пообещал уладить этот неприятный вопрос. Затем молодых людей представят ко двору, где они должны вызвать благосклонный к себе интерес, ведь внешне они оба очень милы, а любопытная история их приключений отличается занимательностью. Граф думает, что они должны иметь успех и все кончится хорошо. Договоренности, которые я подробно описал тебе в послании от семнадцатого, сохраняются в силе; президенту решили не говорить о Леоноре; мы постараемся также не распространяться о попытках де Бламона похитить свою родную дочь, ибо о таких мерзостях лучше молчать, нежели предавать их гласности. Потом Леонора и Сенвиль, сопровождаемые добрыми друзьями, должны отправиться в Ренн, где мы приступим к осуществлению заранее выработанного плана. Помимо того, о чем я успел тебе сообщить, граф де Боле, проникнувшийся живым интересом к судьбе Леоноры и Сенвиля, обещал убедить министра иностранных дел отправить депешу в Испанию, дабы вернуть законному владельцу хотя бы часть золотых слитков, конфискованных инквизицией. Если эта попытка увенчается успехом, а мадемуазель де Керней получит причитающееся ей наследство, примерно через год, как ты понимаешь, наши путешественники станут владельцами огромного состояния. Но достойны ли они его? Относительно Сенвиля у меня нет ни малейших сомнений, однако его жена, нечего греха таить, не произвела на меня такого благоприятного впечатления, как ее супруг. Госпожа де Бламон сразу же прониклась любовью к Леоноре: добрейшая хозяйка Вертфёя, с неизменным сочувствием относящаяся к несчастьям ближнего, разумеется, не может не испытывать теплых чувств к своей дочери. Я, впрочем, полагаю, что госпожа де Бламон составила о Леоноре слишком лестное представление. Теперь, похоже, она начинает видеть все в истинном освещении, хотя и не отказывается от мысли помогать родной дочери.

По-моему, от пережитых приключений Леонора ничего не выиграла, а ее ум и сердце только ожесточились. Прежде всего она потеряла веру в Бога, хотя в детстве и получила религиозное воспитание. Если верить словам Леоноры, она якобы усомнилась в существовании Бога еще в детстве, однако я полагаю, что ей больше повредило общение с дурными людьми во время ее странствий, чем чтение вольнодумных книг. Для столь юного возраста упорное отрицание Бога выглядит весьма странно. Сенвиль не спорит с женой о религии, а Леонора пользуется уступчивостью своего супруга ради утверждения однажды принятых жизненных принципов. К сожалению, в свою защиту Леонора, упорно не желающая познать истину, приводит сильные доводы, а выявить ее подлинные мысли о религии пока не удалось, хотя она до сих пор не нарушала правил признательности и приличия. Выяснилось пока немногое; несмотря на то что Леоноре крайне выгодно притворяться христианкой, она упрямо отказывается соблюдать даже самые распространенные правила католической веры. Позавчера, например, был церковный праздник. Леонору через лакея пригласили к мессе; она сухо отвечала, что никогда не присутствует на католических мессах, а госпожа де Бламон якобы имеет исчерпывающее представление о причинах подобного поведения.

Когда мы возвратились из церкви, Леонора вежливо извинилась за свой отказ, однако ее вид свидетельствовал о том, что она твердо держится своих убеждений; Должен признаться, я подозреваю, что Леонора, к прискорбию, пошла гораздо дальше несоблюдения католических обрядов и отвергла веру в Бога как таковую. Да, я считаю эту женщину законченной атеисткой; некоторые обстоятельства ее рассказов только укрепляют меня в данном предположении: опровержения заблуждений Климентины, признания, сделанные в застенках инквизиции, — это мелочи, и они меня нисколько не убеждают.[54] Мой друг, клянусь тебе, Леонора ни во что не верит. Между прочим, когда речь заходит об атеизме, она всегда отделывается смехом и шуточками. Так, она утверждала, что служители Господа показали ей настолько дурные примеры поведения, что она начала сильно сомневаться в существовании самого Господа; мы говорили ей, что подобный довод — абсолютно бездоказателен, нельзя ведь логически выводить из недостатков творения тезис о небытии Творца. Леонора шутливо отвечала, якобы она никогда не отрицала существования Бога и совсем убедится в правоте наших доводов после того, как разбогатеет и избавится от всех жизненных неприятностей; это жалкие уловки, и они не помогут ей скрыть от проницательных людей свои настоящие воззрения и избежать осуждения.

Перейдем теперь к добродетелям Леоноры; разбойники, с которыми ей пришлось некоторое время общаться, показали примеры истинной добродетели, сомневаюсь, однако же, что Леонора многому у них научилась — супруга Сенвиля либо от природы обладает бесчувственным сердцем, либо ожесточилась вследствие перенесенных несчастий, хотя кое-кто считает несчастья лучшей жизненной школой. Повторяю тебе, разжалобить Леонору невозможно, а в благотворительности она не находит для себя никакого удовольствия. Жалость, признательность, великодушие, добрые движения сердца, исключая любовь к Сенвилю, — одним словом, все лучшие душевные качества Леоноре совершенно чужды, она старается казаться добродетельной только из приличия. Если бы кому-нибудь удалось снять с ее души лакировку условностей, тогда, возможно, знаток человеческого сердца увидел бы перед собой жестокое создание, при всем том одаренное отменным умом, что, кстати, отличает многих современных женщин. Бесчувственность, впрочем, такого рода душам несвойственна.