Том 1. Новеллы; Земля обетованная - Генрих Манн

В октябре Андреас, изменив своим привычкам, пристрастился к одиноким прогулкам; он зачастил в «Тиргартен», где опадали листья, «Кафе Ура» он совсем забросил, Пусть видят, что он их презирает, ибо он чувствовал большой соблазн презирать их. Ну, разве подходящая для него компания эти люди, которые часто даже неправильно пишут по-немецки, если они вообще что-нибудь пишут. Для него становилось все яснее: их презрение ко всему окружающему, сперва принятое им за превосходство, в сущности выражало только невежество и бессилие. И вообще весь этот берлинский тон объяснялся просто недостатком глубины. Они зубоскалили, потому что им было лень относиться к жизни серьезно. Ему это опротивело. «Кафе Ура» — тупик, который никуда его не приведет. Видимо, ни один из приобретенных там знакомых недостаточно влиятелен, чтобы ввести его в газетный мир. Да и желания такого ни у кого не было. За исключением Голема, рекомендации которого были опасны из-за его дурной славы, никто не подпускал к своим газетам новых людей. За полгода Андреас заработал ровно четырнадцать марок шестьдесят пять пфеннигов, — это был явно недостаточный фундамент для будущего. Первый год университетских занятий пропал, деньги ему будут присылать еще два года. За этот срок надо было чего-нибудь добиться. Потревоженный такой досадной необходимостью, призрак гумплахского учителя снова всплыл перед ним. Андреас с негодованием отмахнулся от него. Но как быть? На этот вопрос юноша отвечал только вздохом и, без сомнения, опять предался бы легкомысленному безделью, если бы не один неприятный случай, который заставил его встряхнуться.

Как-то вечером он пришел в «Кафе Ура» раньше остальных; настроение у него было пониженное, тем выше держал он голову. Он обошел почти пустой ресторан и поздоровался с барышней за стойкой. Это была бесцветная блондинка. У Андреаса ни разу не возникало желания покуситься на нее. Но сегодня он решил, что обязан поддержать свой престиж. Недолго думая, он обнял ее за талию. Девушка, на которую это, видимо, не произвело должного впечатления, поджала губы, так что образовались две злые резкие морщинки, сильно толкнула молодого человека в плечо и отчеканила:

— Что вам в голову взбрело, мальчишка?

Андреас, страшно побледнев, с минуту смотрел на нее. Затем свистнул сквозь зубы, повернулся на каблуках и размеренным шагом покинул зал.

На следующее утро он отправился к Кёпфу посоветоваться о дальнейших шагах. С «Кафе Ура» было так же покончено, как в свое время с гумплахским учителем. Уж если эта девушка, полгода видевшая, на какой он короткой ноге с сотрудниками наиболее популярных газет, могла обойтись с ним так пренебрежительно, значит его общественное положение не столь блестяще, как он воображал. А это сознание было для него особенно невыносимо.

Поджидая Кёпфа у него в комнате на Доротеенштрассе, он отметил, что ее хозяину живется, по-видимому, неплохо. В дешевых меблирашках, пожалуй, не встретишь широкого письменного стола красного дерева и удобного кресла, обитого сафьяном. Стены были закрыты высокими книжными полками, заставленными невообразимым хламом, перед которым Андреас остановился в недоумении. От рваных картонных переплетов и изъеденных кожаных корешков исходил особый запах букинистических лавок. Старая «История Людовика XIII» Ле-Вассера{27} занимала вместе с мемуарами Сен-Симона{28} целую полку. Дальше стояли даже отцы церкви. Андреас не мог постичь, к чему все это человеку, пишущему романы. Кёпф, по сведениям Либбенова, занимался изготовлением романов, которых, однако, никому не показывал. Больше о нем решительно ничего не знали. В «Кафе Ура» он появлялся раз в неделю, не чаще, и это обстоятельство, при теперешнем настроении Андреаса, внушало ему доверие, хотя последнее время он был в большой претензии на Кёпфа: зачем тот вообще ввел его в подобный круг?

Весь вопрос в том, что ему теперь, собственно, надобно от Кёпфа? Андреас, которого нервировало ожидание, уже наперед придумал несколько витиеватых фраз:

«Вы с первого раза так любезно приняли участие в будущей судьбе совершенно незнакомого вам человека, что я, снова обуреваемый сомнениями, решаюсь опять обратиться к вам за советом и помощью».

Сочинив этот период, он нашел его глупым. Так не говорят, особенно в Берлине. Кроме того, и звучало это фальшиво; ведь не собирался же он стрельнуть у Кёпфа. Тут в дверях появился хозяин и очень радушно поздоровался с гостем.

— А, дорогой коллега!

Андреасу пришла удачная мысль.

— Знаете, «коллег» с меня хватит, — сказал он и даже отвернулся.

На лице Кёпфа мелькнула усмешка.

— Верно, вам в «Кафе Ура» что-нибудь пришлось не по нутру.

— Многое.

— Я мог бы вам это наперед сказать. Но меня радует, что вы сами додумались.

И Кёпф подмигнул ему с невинным видом. Однако Андреас счел дерзостью, что Кёпф подверг его такому испытанию, а главное, совершенно откровенно в этом признается. Кёпф сейчас же постарался его умилостивить:

— Не жалейте, что познакомились со смешной стороной жизни ваших коллег. Это необходимо, раньше чем перейти к вещам серьезным. Ну, а теперь вы хотите работать всерьез?

— Да, но как? — спросил Андреас с некоторым недоверием.

— О, путей много: пресса, театр, общество.

— Вы забываете о литературе.

— Ничуть. Я сказал: театр, другой литературы у нас нет.

Андреас принял вид снисходительного превосходства, ибо поймал Кёпфа на том, что тот озлоблен, как все неудачники.

— Но ведь вы сами пишете романы?

— О! — произнес Кёпф с гримасой. — Об этом не стоит говорить. Я пишу для себя, мне и в голову не приходит подводить ни в чем передо мной не повинного издателя, которому на его беду вздумалось бы напечатать мои произведения.

«Пусть выговорится!» — подумал Андреас, ему доставляло удовольствие наблюдать слабость Кёпфа.

— С такой публикой, которую никакими силами не заставишь взять книгу в руки, лучше всего ориентироваться на театр, — продолжал Кёпф.

— Но я не написал ни одной пьесы!

— И не нужно, — не задумываясь, уверил его Кёпф. — Театр, несомненно, какой-то стороной примыкает к литературе, но важнее общественная сторона дела. В театре все время приходится иметь дело с людьми, а в настоящей литературе — в конце концов только с книгами. Настоящая литература требует серьезности, сосредоточенности и смелости. В театре все эти качества могут только повредить. Тут прежде всего важны светские связи. Вы же, мой милый, человек светский. Сказать вам, какие у меня основания так говорить?

— Пожалуйста.

— В «Кафе Ура» вас не приняли всерьез. — Кёпф с простодушной улыбкой глядел на Андреаса, которого передернуло. — Не сердитесь! — добавил он. — Я скажу вам взамен кое-что лестное. Вернемся к нашим приятелям из «Кафе Ура»: говорил вам