Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

эту комнату, поэтому он отобрал у смотрителя его карточный салон — лучшее помещение в бараке — и перевел туда Шано. Смотритель попробовал воспротивиться, но отец сказал, что ему предоставили для жилья коттедж и там он может принимать своих гостей — и мужчин, и женщин. Смотритель был в ярости, но ослушаться отца не посмел. Комнату он освободил, но стал заклятым врагом Шано.

Обыкновенно больных женского пола привозили родственники, которые оставались при больнице, чтоб за ними ухаживать. Пока шло лечение, они устраивались на какой-нибудь из больничных веранд. С Шано получилось иначе: ее привез старший брат мужа, оставил в больнице, а сам уехал. Он был очень богатым человеком, и если бы пожелал, для Шано могли бы отдельно готовить еду и дать ей сиделку, — многие богатые больные так и делали. Но он отказался от этого.

Шано вставала с первыми лучами солнца, выносила свою постель на свежий воздух и грелась в косых утренних лучах. Потом поднималась и начинала готовить себе завтрак. Была она молчалива, очень вежлива и благожелательна. Никто от нее ни разу не слышал резкого слова. А меня всегда удивляло покрывало Шано, в которое она вечно укутывалась до самых глаз.

Только раз увидел я Шано без покрывала — увидел лишь на мгновение и замер, пораженный.

А вышло так: как-то я мчался из дому в больницу звать отца обедать. Было тепло и солнечно, только время от времени налетал прохладный ветер. Шано сидела на корточках у клумбы и осторожно разрыхляла землю. Внезапный порыв ветра отбросил с ее головы легкое покрывало, и я с изумлением увидел, что на ее голове нет ни единого волоска. Голова лоснилась, как папино лицо после бритья.

Когда я спросил отца об этой поразительной штуке, отец поморщился и сказал:

— Шано девушка-вдова.

— У нее не растут волосы, потому что она девушка-вдова?

— Волосы у нее растут, как у всякой женщины. Она бреет голову. Но не по собственной прихоти. Есть такой обычай у брахманов: если девушка помолвлена, а ее жених умер, ее называют девушкой-вдовой и выбривают ей голову.

— А как может девушка и стать вдруг вдовой? — спросил я, подумав.

Отец усмехнулся.

— В день свадьбы Шано прямо под свадебным навесом умер ее муж. Вот она и стала девушкой-вдовой.

— А почему она не выйдет замуж за кого-нибудь другого?

— Нельзя.

— Почему нельзя?

— Нельзя, потому что такой обычай.

— Что за обычай?

Я не собирался оставлять отца в покое, пока он мне толком все не объяснит.

Мама бы уж давно отшлепала меня за назойливость, потому что все считали, что это еще одна моя дурная привычка. Отец никогда не мешал мне задавать бесконечные «почему?», наоборот, даже бывал доволен. Но, видно, на этот раз и отец не знал, как мне ответить. Он начал напевать свою любимую песенку, а это всегда было верным признаком — либо отец не может ответить на вопрос, либо не хочет продолжать разговор.

— Были бы у нее волосы на голове, она бы еще лучше стала, — сказал я задумчиво.

Не знаю, как оценил отец вкусы своего сына, потому что он опять ничего не сказал и всю дорогу, пока мы не пришли домой, что-то напевал себе под нос. Дома мы сразу сели за стол и разговор не возобновляли.

Но в тот же день я услышал, как смотритель Моти Рам говорил своему другу Паримал-шаху:

— …Господин доктор начали очень уж интересоваться этой Шано.

— Да не может быть!

— Почему же? Собственными ушами слышал, собственными глазами видел. Сегодня как раз он уговаривал Шано отрастить волосы. Та все отказывалась, а он настаивал. И что ты думаешь? Уговорил. Согласилась она, а что ей не соглашаться? И как она согласилась, господин доктор меня в сторонку отозвал и давай: бритье головы плохо отражается на психике этой женщины, она перестает воспринимать себя как женщину, мне необходимо пробудить в ней женственность, с этим связан интерес к жизни и стремление побороть болезнь, это характерно для женщин, Моти Рам! — и пошел, и пошел.

— Господин доктор решили специализироваться по проблемам женственности, не иначе! — фыркнул Паримал-шах.

— Поживем — увидим, в чем именно проявится его мастерство!

Оба захихикали.

Мне не понравился их разговор, а уж издевательское хихиканье — и вовсе. Что плохого сделал отец, если он уговорил Шано отрастить волосы? Даже ребенку ясно, что у женщины на голове должны быть волосы. Когда моя мама как следует расчесывала волосы, разделяла их пробором и вкалывала цветок, она нравилась мне еще больше. Неужели Моти Раму это непонятно?

Увидев, что я стою неподалеку и прислушиваюсь к разговору, Моти Рам смутился, схватил меня за ухо и сказал:

— Беги, парень, дай маме телеграмму, чтоб возвращалась, а то ускользнет доктор из ее рук. — Он отпустил меня и повел своего друга Паримал-шаха к себе в коттеджик.

Я был вне себя от злости. Но я был маленьким мальчиком и ничего не мог сделать. Мамы не было дома — она уехала в Лахор лечиться. Отец брал отпуск на месяц, чтобы отвезти ее в Лахор и договориться насчет операции. Я тоже ездил с ними. Операция прошла хорошо, но тамошние доктора решили, что маме надо еще месяца три находиться под их наблюдением. Отцу отпуск не продлили, поэтому он оставил маму в Лахоре, поручив ее заботам своего младшего брата, забрал меня и вернулся домой. Дома отец с головой ушел в больничные дела, а мама писала нам раз в неделю и в письмах справлялась обо мне. Один раз от нее пришла посылка с кандагарскими гранатами, — у нас такие гранаты не растут. Тарон очень удивилась, когда ела кандагарские гранаты, — она думала, что крупнее наших гранатов и на свете-то не бывает. Потом Тарон вынуждена была поверить и другим вещам, которые я ей рассказывал про Лахор. Кандагарские гранаты сразили ее наповал. Она согласилась после этого выслушать все мои рассказы и даже решила выйти замуж только за меня. Когда мы поженимся, мы уедем жить в Лахор. Зато я раздумал жениться на Тарон, потому что теперь я хотел жениться на самой младшей дочке той сестры, которая ухаживала за мамой в Лахоре. Она играла со мной в мяч и одевалась в красивые платья, а волосы повязывала лентой. Но та девочка была далеко, а Тарон — рядом, и кроме Тарон мне не с кем было играть. Поневоле я начал понемножку забывать ту девочку в красивых платьях и играл с Тарон, будто ничего и не произошло.

Я всегда боялся усатого Моти Рама, поэтому ничего не рассказал отцу. Моти