Алина и Валькур, или Философский роман. Книга вторая - Маркиз де Сад

имения визит вежливости. В обществе только и судачат о приключениях Сенвиля и Леоноры, так что утаить от президента пребывание юных путешественников в Вертфёе абсолютно невозможно. Разумеется, я не стану распространяться о том, что Леонора — моя дочь; придется, видимо, воздержаться от теплых объятий. Мы с Алиной пролили немало слез, раздумывая о судьбе Леоноры; Алина предпочитает общество друзей нежных и деликатных; люди, не отличающиеся подобными качествами, представляются ей какими-то суровыми гигантами. И все-таки она любит Леонору: Вы же знаете, что героика супружеской любви и верности очаровывает девушек: Алина думает, что, обладая этими прекрасными качествами, со временем Леонора станет добродетельной. Согласны ли Вы с ее мнением, дорогой Валькур? Мне приходится повторяться... Ах, мои обожаемые дочери! Сердце мое переполняется гордостью, когда я вижу Алину; но тут я вспоминаю о недостатках Леоноры. Ах, на все воля Божья; я, вероятно, сильно бы возгордилась, если бы и вторая моя дочь походила на Алину! При мысле о Леоноре моей гордости убавляется и я еще сильнее люблю Алину... Алину, предназначенную Вам в жены, и это самый прекрасный подарок из тех, что я могу вручить моему любезному другу; это самые приятные узы, которые могут нас с ним связать; прощайте, будьте достойны Алины, любите нас по-прежнему, и прошу Вас более не писать нам в Вертфёй.

Письмо сорок второе

АЛИНА — ВАЛЬКУРУ

Париж, 15 декабря

Наконец, я в Париже, рядом с Вами. Хотя нам и не разрешают встречаться, я все-таки испытываю некоторое утешение; влюбленные не боятся разлуки, им подчиняются любые расстояния, и, тем не менее, дышать одним воздухом с обожаемым человеком значительно приятнее, чем скучать вдали от него. Друг мой, к прискорбию, нам придется прожить в разлуке и эту зиму; я не скрываю от Вас эту печальную новость, поверьте мне, она непрестанно наполняет терзаниями мою душу. Мы мучаемся одинаково сильно, и если Вы думаете, что я могу спокойно прожить без Вас хотя бы минуту, Вы плохо меня знаете!

Я вспоминаю те времена, когда Вам разрешали появляться в нашем доме. С затаенной радостью я поджидала моего дорогого Валькура, ведь любое Ваше посещение вызывало во мне несказанную радость. Я не забыла того божественного трепета, что охватывал меня всякий раз, когда я заглядывала Вам в глаза; сейчас, проходя мимо кресел, я узнаю те, на которых мы любили сидеть долгими вечерами. Я села в одно из них и представила себе, что Вы зашли к нам в гости, что мы обменялись любезностями и я задавала Вам какие-то вопросы; погруженная в сказочный обман, я на миг почувствовала себя счастливой. Однако же пора переходить к делу, ведь Вам, очевидно, не терпится узнать о последних событиях в доме президента.

Господин де Бламон был заранее предупрежден о приезде матушки; прием превзошел наши самые смелые ожидания; президент вел себя с необыкновенной любезностью и предупредительностью. Увидев меня, он слегка смутился, но тут же взял себя в руки; рассыпавшись в комплиментах, он, обращаясь ко мне, давал мне самые нежные имена, уверял, что не может на меня наглядеться; мы сразу же разговорились о Сенвиле и Леоноре, так как история их приключений вызвала в Париже различные толки. Президент, между прочим, ни одним словом не обмолвился о своей подлой проделке; как Вы помните, он хотел одним ударом убить двух зайцев, когда полицейские чуть было не арестовали нас с Леонорой; матушка прекрасно понимала, что президент будет все отрицать; обвинять де Бламона бессмысленно, и, чтобы не слушать его вздорные оправдания, мы решили обойти этот неприятный эпизод полным молчанием. Потом президент принялся восхвалять Леонору: девушка, похоже, ему понравилась. Подумать только, если бы не уловки кормилицы из Пре-Сен-Жерве, то Леонора досталась бы Дольбуру в качестве наложницы! О Небо! Как бы повела себя тогда наша гордая Леонора!

О Валькур! Я поведаю Вам еще более странные новости. Вы мне не поверите, но первую ночь после нашего приезда президент почти всю провел вместе с матушкой. Как в молодые годы, он осыпал ее нежными ласками; возможно, он притворялся, и, тем не менее, поведение его вызывает у меня удивление; когда я утром встретилась с матерью, она пребывала в крайнем смущении; ей не терпелось рассказать мне о происшедшем, с тем чтобы мы могли посмеяться над неожиданным проворством де Бламона... Поначалу она не знала, куда спрятаться от супруга, ведь уже пять лет мои родители не спали вместе. Матушка хотела бежать из спальни; любовные игры давно уже не привлекают ее; развратный тиран не отличался особенной деликатностью при исполнении супружеских обязанностей; однако ей пришлось подчиниться... подчиниться, друг мой, я выбрала самое подходящее слово, не правда ли? Напиши я «они разделила с ним ложе», Вы, очевидно, сразу же вымарали бы эту строку. Матушка, воспользовавшись благодушным настроением супруга, обвинила его в развратном и недостойном поведении. Она умоляла его исправиться, подумать о своем здоровье и репутации. Затем госпожа де Бламон напомнила своему мужу об истории с Огюстиной. Неужели стоило приезжать в Вертфёй, укоряла его она, лишь затем, чтобы совратить жалкую служанку. По правде говоря, отвечал президент, он и сам раскаивается в том, что увел от нее бедняжку, которая притом оказалась достойной девушкой.

Президент уверял, что Огюстину он выманил из деревни обманом; он обещал ей блестящее будущее, причем безо всякого риска для нее; девушка поверила, но когда дело дошло до постели, почему-то стала сопротивляться, как Лукреция. Президент и Дольбур, несказанно удивленные ее сопротивлением, заявили, что они отправили Огюстину в какой-то отдаленный монастырь. Теперь же, дождавшись возвращения супруги, господин де Бламон убедительно просит ее разрешить Огюстине вернуться к исполнению прежних обязанностей; в этом вопросе президент проявил довольно-таки странную настойчивость, а моя мать, добрейшая душа, легковерная женщина, обрадованная к тому же стойкостью Огюстины, не только разрешила ей вернуться на службу, но и выразила горячее желание поскорее встретиться с этой подозрительной особой.

Если Огюстина действительно раскаялась, то она, конечно же, заслуживает прощения и матушке следует возвратить ее на прежнее место... Но я не верю в искренность Огюстины. Почему отец горит желанием возвратить ее в наш дом? Бытъ может, девушка уступила его домогательствам? Но тогда что мешает президенту поселить ее где-нибудь в Париже? Впрочем, удобно всегда иметь рядом покладистую девицу... Посмотрим, что скажет она в свое оправдание... Думаю, мы все-таки сумеем во всем разобраться, не такая уж она и хитрая особа.

На следующий день президент не преминул привести к нам