Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф

тот сразу же разговорился с Региной, чуть ли не ухаживать стал за ней, но ревновать, конечно, мне и в голову не приходило: наша дружба была настоящей, крепкой дружбой. Я был рад, что Нанди нравится девушка, которую я люблю, молчание же Марера сердило. На другой день в цехе я спросил, что с ним стряслось, трижды пришлось спрашивать, наконец, в третий раз прокричал ему в самое ухо, — впрочем, у нас только так и можно разговаривать, иначе из-за строгальных, шлифовальных и других станков ничего не услышишь. Марер ответил неохотно: «Не знаю, Шаньо, подходит ли тебе эта девушка». Я был поражен, но сказать ему, не твое, мол, дело или что-нибудь в этом роде, — не мог. Ведь он был для меня все равно, что отец. Он и Нанди научили меня работать на различных станках, подружились со мной. Вот уже три года, как мы жили словно одна семья. Входили в одну бригаду при работе как в цехе, так и на строительстве павильонов на выставке в Городской роще или на старом ипподроме. Я ничего не мог сказать тогда Мареру, но крепко обиделся. «И что ему не понравилось в Регине? Красивая, славная, и к тому же мы так любим друг друга!» Наверно, Нанди сказал ему об этом, так как спустя некоторое время, разумеется, не в тот же день, Марер подошел и шутя натянул мне на глаза берет.

— Ну, Шаньо, — сказал он, — любовь — это дело только двоих, так что ты меня не слушай.

Но меня еще долго грызли его слова, главное — о чем он думал, и почему я не должен слушаться его, и почему Регина не по мне. Марер старался, чтобы я забыл этот неприятный разговор, при встречах был приветлив с Региной, разве что немногословен. А я, как ни рассматривал Регину, все больше убеждался, что мы просто созданы друг для друга: во всем ладим, часами можем целоваться или просто, прижавшись друг к другу, сидеть где-нибудь на скамейке в укромном месте и думать одинаковые мысли о жизни. Позже, когда дело приняло серьезный оборот и мы обручились, Нанди и Марер подарили Регине модный зонтик с длинной рукой. Марер торжественно вручил его Регине в эспрессо, он же заказал мороженое со взбитыми сливками.

Сейчас я снова внимательно наблюдал за ним, стараясь понять, нравится ли ему Регина. Похоже было на то, что он смотрит на нас обоих с симпатией.

— Хорошие вы ребята, — вымолвил я и чуть было не прослезился. — Регина, правда, ведь чудо что за славные ребята, и квартирку нашли нам и еще переехать помогли…

В смущении Нанди поддал ногой кусок бумаги. Марер проворчал что-то, потом сказал:

— Хорошо, хорошо, возьми-ка лучше вещички да понесем их наверх, а то уже и полдень не за горами.

Марер старше меня и Нанди, у него двое детей, но разница в годах не мешала нашей дружбе. Худой, с седеющими волосами, он постоянно носил клетчатую фуражку и не выпускал изо рта мундштук вишневого дерева, в который обычно вставлял по полсигареты.

— В самом деле, ребята, — сказал я, — вам в два часа на работу. Бросайте все, остальное мы с Региной сделаем. Вы и так устали до смерти.

— Вы с Региной?! — рассмеялся Нанди. — Ну и шутник! Ну как, сначала шкаф потащим, что ли? Командуй, ты теперь начальник.

Регина осталась внизу сторожить вещи, а мы взялись за шкаф.

— Эй, старина, а ведь для чего-то существуют и ремни! — воскликнул Марер, вытаскивая из широкого кармана пальто скрученный трубочкой ремень для переноски мебели. Мне нести шкаф они так и не дали, до самого четвертого этажа я только поддерживал его. Это был старый резной шкаф в колониальном стиле, с зеркалом. Когда мы поднялись на первую площадку, Нанди вздохнул и крикнул Регине:

— Жаль, что ваш папаша в свое время не высек эту махину из мрамора!

Нанди любил пошутить. Он сказал это в шутку, к таким выходкам Нанди надо привыкнуть, но я видел, что Регина скривила рот. Но Нанди уже снова тащил шкаф и ничего не заметил. Ребята знали, что мебель нам дали родители Регины.

— Разбогатеем, другую купим, — ответил я ему.

— Нам-то все равно, — кряхтя бросил Нанди, когда мы уже втащили шкаф на четвертый этаж.

Все мы порядком взмокли от пота. Хозяйка квартиры, пожилая женщина, вышла в прихожую, накинув на плечи платок, так как мы распахнули настежь обе створки двери.

— Стену! — волновалась она. — Ах, пожалуйста, осторожней! Только летом покрасили…

Она важно, словно городские голуби, расхаживала взад и вперед, напоминая голубей и своим серовато-голубым платьем, пышной грудью и маленькими поминутно моргающими глазками. Вход в нашу комнату — бывшую комнату для прислуги — был из кухни. Я еще не был здесь ни разу и знал о ней только по рассказам друзей, которые во время свадебного ужина объявили, что нашли нам маленькую комнатку и это будет их свадебным подарком. Комната была несколько тесновата, но обещала быть нам приятным домом. Пол покрашен темно-коричневой красной, единственное окно выходит во двор. Поставив шкаф на место, Нанди стал посреди комнаты, вытер пот, отдышался и со счастливой улыбкой человека, довольного своим подарком, спросил:

— Нравится, старик?

Я тогда, но и раньше уже, и в течение всего дня, даже во время свадьбы, уже знал что-то, но старался не думать об этом. Совсем не хотел думать об этом. Но когда эта мысль все же настигала меня, я снова твердил себе: «Но ведь еще ничего не случилось, как-нибудь все улажу». А ведь я знал, что не улажу, потому и гнал эту мысль прочь из головы. Вот как сейчас вижу: стоит передо мной Нанди, уставший, потный, веселый, — и какой же чепухой кажутся мне все мои тревоги!

— Вы самые лучшие друзья на свете, — сказал я. — Никогда мне не отблагодарить вас как следует…

Нанди сразу стал серьезным.

— Поной, поной мне! Вот как двину по заду… Конечно, это вам не двухкомнатная квартира с холлом, — развел он руками.

— Двухкомнатная с холлом? — повторил я. — А есть и такие?

На это мы все рассмеялись. Нанди обнял меня за плечи, и мы пошли вниз за оставшимися вещами. А я опять подумал о том, как хороша наша дружба и как многим я обязан Нанди и Мареру: ведь это они дали мне в руки ремесло. А потом — три года вместе!.. Это Марер повел меня впервые к хорошему портному, это у них я праздновал свое первое в городе рождество… по воскресеньям мы с Марером вместе