Избранные произведения писателей Южной Азии - Такажи Шивасанкара Пиллэ

Кули не слышал, так как был еще далеко. Сетх заорал снова, с беспокойством размахивая руками:

— Да иди же скорее, поезд может тронуться!

— Иду, хузур[56], иду! — откликнулся кули, ускоряя шаг.

Но сетх уже не услышал этих успокаивающих слов, ибо в эту минуту произошло нечто взволновавшее его куда больше, нежели медлительность кули: то была ловкая выходка обезьяны, которая спрыгнула с крыши нашего вагона, сорвала великолепную расшитую шапку с головы пассажира и взобралась на дерево.

— О, о, отец отцов! Что ты сделал! — завопил сетх в полной растерянности. Его круглое, самодовольное лицо сразу взмокло от пота.

Тут подоспел кули с багажом и остановился, ожидая дальнейших приказаний. Но сетх подбежал к дереву и стал угрожать обезьяне кулаками и осыпать ее бранью. Однако чем больше он ругал обезьяну, тем выше она забиралась. Видно, это была та самая ловкая мартышка, которая сыграла шутку с индусом у колонки. Замешательство сетха еще усиливалось тем, что зрители не проявляли к нему ни малейшего сочувствия; они улыбались или даже громко смеялись, слушая его угрозы и проклятия.

— Поглядите, люди! — взывал сетх, простирая руки к толпе, и выражение его украшенного очками лица было самое жалобное. Он полагал, что потеря головного убора, этого символа человеческого достоинства в Индии, вызовет чувство сострадания, найдет отклик в сердце каждого.

Но люди просто отворачивались от него или стояли с застывшими, каменными лицами.

А кули еще подлил масла в огонь, закричав:

— Сетх-джи, куда? Куда сложить багаж?

Я показал кули, где место сетха, так как знал уже, что оно в нашем купе, и помог ему разместить багаж.

Выйдя снова на платформу, я увидел, как к сетху подошел продавец фруктов, толкая перед собой маленькую тележку, и вызвался выручить его шапку.

Но это великодушное предложение, казалось, даже не обрадовало пострадавшего.

Продавец подошел к дереву и, взяв в правую руку пару бананов, стал ими помахивать перед обезьяной, в то же время приготовившись левой рукой схватить шапку.

Обезьяна заколебалась; ее соблазняли бананы, но под деревом собралось слишком много людей, — все они смеялись, разговаривали, подавали свои советы, и мартышка, вероятно, не решалась спускаться вниз, опасаясь наказания.

— Ну, ну, иди сюда, — уговаривал продавец обезьяну, поднимая бананы все выше, к ветке, на которой она сидела.

Обезьяна, словно послушавшись, осторожно спустилась на ветку, свисавшую почти на уровне вытянутой правой руки продавца. Вся платформа замерла, и люди, до этого смеявшиеся, перебрасывавшиеся шутками, затаив дыхание ждали невозможного.

И невозможное случилось.

Продавец продолжал помахивать бананами, сопровождая свои движения ласковым, воркующим призывом — эйо, эйо! — и обезьяна, поглядев во все стороны, пошла на сделку, — взяла правой рукой бананы и выпустила из левой великолепную, правда слегка помятую вышитую шапку.

— Да! Вот это здорово! Да будет моя жизнь жертвой за твою! — раздались возгласы в толпе.

А владелец шапки, которого мартышка столь неожиданно лишила знака его достоинства, грубо протянул к продавцу фруктов руку за своей собственностью. Глаза его при этом были опущены вниз, ибо сетх, видно, чувствовал себя весьма неловко оттого, что жестокая судьба сделала его жертвой неуместной шутки обезьяны. Он торопился водворить свой головной убор на место и укрыться в купе.

Продавец фруктов подошел, смиренно подал шапку сетху и сказал:

— Эти негодницы голодны. Оттого и беспокоят пассажиров. Обезьяне просто хотелось бананов…

— Ладно, — угрюмо сказал сетх и повернулся к вагону.

— Уважаемый сетх, пожалуйста, уплатите мне две аны за бананы, которые мне пришлось отдать мартышке!

— Ах, ах! Какая наглость! Две аны, скажите пожалуйста! За что?.. — Сетх выкрикивал каждое слово со смешанным чувством злости от только что испытанного унижения и отвращения к продавцу фруктов.

— Но, уважаемый сетх, — запротестовал продавец.

— Иди, иди, оставь меня в покое! Занимайся своим делом, — шипел сетх, брызгая слюной, и отвратительная уродливая гримаса перекосила его лицо.

— Надо бы еще прибавить ану за услугу, сетх-джи, — сказал я ему прямо.

— О сахиб[57], вы не знаете этих негодяев! Они в сговоре с обезьянами! Бананы стоят по пайсе за пару! Подумать только! Запрашивать целую ану за один банан!

Эта мелкая расчетливость показалась мне столь возмутительной, что я просто потерял дар речи от негодования.

Тем временем поезд тронулся. Продавец фруктов сначала бежал рядом, потом вскочил на подножку и припал к окну, то умоляя сетха, то угрожая ему. Но купец отвернулся, глядя в противоположное окно, на товарный поезд, проходивший мимо.

Когда поезд миновал платформу, отчаявшийся продавец соскочил с подножки, предварительно осыпав сетха отборной руганью.

Только после того как Фаизабад остался далеко позади, купец повернулся к нам лицом и принялся проверять свой багаж. Я пытался пристыдить его взглядом, как только мне удавалось встретиться с ним глазами. Но купец — отчасти из трусости, отчасти догадываясь о моем враждебном отношении к нему, избегал смотреть в мою сторону.

Гнев кипел в моей груди, а сетх, казалось, остыл и принял небрежно-равнодушный вид. Я чувствовал, что все пассажиры на стороне бедного продавца; забавное происшествие оставило после себя чувство раздражения против купца, — судя по чистой одежде, это был человек состоятельный, и тем не менее он подло поступил с великодушным продавцом фруктов.

Единственно, чем я мог отомстить этому низкому человеку, — нарисовать на него карикатуру. Я изобразил его в тот момент, когда он, стоя под деревом, умолял обезьяну вернуть ему шапку. Затем я показал карикатуру другим пассажирам. Чиновники заулыбались, а сикхи начали громко смеяться, всем хотелось показать карикатуру сетху, чтобы пристыдить его. Но я удержал их. Думаю, он догадался, что мы смеялись именно над ним.

Перевод с английского С. Кругерской.

Ахилян

ЗАОЧНАЯ ЛЮБОВЬ

Рассказ

Ахилян (Ахиляндам П. Вайдиялингам) (род. в 1923 г.) — автор многочисленных романов и сборников рассказов. Пишет на тамильском языке. Лауреат премии Сахитья акадами. Написал очерк о своей поездке в Ташкент — «Где-то есть сердце», посвященный советско-индийской дружбе. Рассказы Ахиляна переводились на русский язык.

— Алло! Это тируччурский узел связи?

— Слушаю.

— Алло! Примите заказ из Бангалура.

— Вы что, не знаете, говорить «алло» запрещено?

— Почему?

— Запрещено, и точка.

— Как же прикажете говорить?

— Как угодно — сар[58], или господин.

— Вот еще. Откуда мне знать, кто у вас там — господин или госпожа. У меня ведь тут не видеотелефон.

— Чтобы отличить мужской голос от женского, не надо иметь видеотелефона, достаточно иметь хороший слух.

— Не волнуйтесь, с плохим слухом в телефонисты не берут.

— Что ж вы