Путь Абая. Книга I - Мухтар Омарханович Ауэзов

Этот пожар, который устроил для майора его «добернайы» -доверенный то бишь, купец Сергей, был ответным подарком на другой пожар, который в прошлом году посоветовал устроить на складе майор Сергею, когда тот проворовался на казенном товаре и не смог вернуть деньги. Тогда по всем правилам пожар был заактирован дуаном, майор наложил печать на акт и поставил свою подпись. Товар был списан, Сергей спасен. Благодарный купец уже в этом году смог выручить майора -точно таким же способом. Утром следующего дня Сергей все уладил с городским пожарным начальством - и наградил друга-майора актом о сгоревших казенных санях и всех документах, находившихся в них.

Через пять дней Кунанбай и майор порознь друг от друга прибыли в Омск. Канцелярия Омского корпуса в продолжение десяти дней вызывала Кунанбая на непродолжительные допросы, затем, признав его невиновным, полностью сняла с него все обвинения. Майор, прибывший в корпус с актом о сгоревших при пожаре документах, сумел благополучно защитить свое мнение в следствии по делу Кунанбая.

Освободившись от судебного преследования столь необычным способом, Кунанбай вернулся в Каркаралинск победителем. В пределы Тобыкты поскакал конный нарочный с этой новостью - торопясь получить положенный ему суюнши22. Но сам Кунанбай не спешил вернуться домой. Он еще надолго задержался в Каркаралинске.

Мырзахан, со своей стороны, всюду разглашал весть о поездке в Омск как героическую повесть о великой победе Кунанбая над «майыром». В его изложении майор представал как опасный и коварный злодей, жаждавший уничтожить Ку-нанбая. Потрясая бумагами, этот злодей якобы грозился: «Вот чем я уничтожу тебя, сотру в порошок, с лица земли сведу!» Но Кунанбай не дрогнул и силой умного слова отвел чары злых бумаг. А недотепа «майыр», Вареная Голова, был посрамлен. И люди, слушая Мырзахана, охотно верили ему и одобрительно говорили: «Да, вот он какой!» - и кивали самим себе. Со слов Мырзахана, пошла новая волна славы о «несгибаемом мужестве и стойкости», «непревзойденной ловкости и изворотливости ума Кунанбая». И новая легенда о его подвигах, сотворенная Мырзаханом, через гонцов и нарочных достигала ушей тобыктинцев.

А Кунанбай, вернувшись в Каркаралинск, встретился там как ни в чем не бывало с майором, и у них состоялось полное примирение. Восстановил Кунанбай все пошатнувшиеся былые связи и приятельства с другими чиновниками окружного дуана. Он пробыл в городе до самой весны, хлопотал о предоставлении ему должности. Разумеется, об ага-султанстве и говорить не приходилось.

Только к тому времени, когда сошли снега и обсохшая степь покрылась первой, едва заметной дымкой зелени, Кунанбай покинул Каркаралинск и отправился домой. Возвращался он в должности волостного старшины, спихнув родного брата Майбасара и усевшись сам на это место.

Эта весть также быстро распространилась по всему то-быктинскому краю и долетела до его аулов раньше, чем он прибыл туда.

Этой весной Абай особенно отдалился от всей житейской суеты, ушел от повседневных человеческих страстей и вожделений, храня в сердце некую сокровенную тайну. Этой тайной было пробуждение в нем его поэзии. Мыслящая душа раскрывалась в живых тонких звуках домбры, на которой он играл, и уходила бродить по строчкам новых стихотворений. Их он написал немало, научившись непринужденно воспарять на крыльях воображения. Рождалась музыка и являлись стихи у него одновременно, домбра и чистая бумага всегда были под руками Абая, и этой весной он сочинил немало чудесных песен, проникнутых самой высокой поэзии. Но это была не отвлеченная поэзия, - Абай рассказывал о состояниях своей влюбленной души. И рассказанное им - было всего малой частью того, что он переживал в себе. Когда бы рядом вдруг оказалась та нежная душа, готовая искренне воспринять его любовь и вдохновение - насколько сильнее, прекраснее, удивительнее могла бы выразиться домбра, способная передать то, чего не может высказать даже его поэтическое слово! И в порыве досады Абай восклицал:

- Апырау! Я не знаю, что мне делать! Язык мой беден и убог, не могу даже передать то, что я чувствую.

Песни и стихи, все то чудесное, что открылось ему в мире его души, он не мог донести до той единственной, которой все это посвящалось. Есть ли у него хоть какая-нибудь надежда открыться ей? Или он так и будет всю жизнь тосковать и мучиться в одиночестве, без нее? И вечно пребудет в нем, нежно и больно напоминая о ней, лишь тихий перезвон серебряной шолпы. А в глазах будет вставать тот багряный рассвет после бессонной ночи, что навсегда стал для него образом любимой Тогжан. Ах, почему невозможно забыть это светозарное утро?

Когда в степь пришло тепло, незаметно растаял снег и наступившие пресветлые дни весны были словно проникнуты материнской нежностью, Абаю не сиделось дома. Оседлав коня, он выезжал из аула и затем скакал, куда глаза глядят. Нашлась и вполне объяснимая причина для этих конных прогулок - полевая натаска рыжей черномордой борзой. Выходило иногда так, что, выбравшись за околицу аула, Абай сразу же пускал коня вскачь, предоставляя борзой самой искать зайца. А вскоре он вовсе забывал про собаку. И постепенно они перестали понимать друг друга: он не знал, каким образом натаскивать ее, она не знала, чему должна следовать на охоте. Бывало, он спохватывался, не видя нигде рыжей борзой, и начинал громко звать ее. И когда она, возбужденная, рьяная, вдруг выламывалась из кустов, гоня перед собой зайца, - и выгоняла его на открытое место, Абай растерянно смотрел на них, неподвижно возвышаясь в седле, словно каменный истукан. В другой раз, когда пес на его глазах, настигая и уже нависая над зайцем, сделал последний отчаянный рывок и, наддав с сумасшедшим ускорением, закусил его и покатился вместе с добычей на землю, а потом с довольным видом, вывалив язык, стоял над добычей, поджидая хозяина, Абай с безразличным видом проехал мимо - к полному отчаянию пса. Обычно в таких случаях охотник спешит поскорее подскакать к месту сшибки дичи и отнять у собаки, не дать ее разорвать и съесть. Теперь же рыжая борзая с черной мордой настолько была удивлена и озадачена, что, когда хозяин так и проскочил мимо и начал удаляться, - стала громко, беспокойно лаять вслед. Но и это не помогло - тут пес впал в большое беспокойство, с подвизгиваниями принялся бросаться то в сторону удалявшегося охотника, то отскакивать снова назад к лежавшей на земле дичи.