Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

Яна Демидович

Щукин сын

– Ах, Самара-городок, беспокойная я… – издевательски пропел Королевич, оставив позади вокзал, похожий на Бендера из «Футурамы».

«Поганец», – подумал Емельянов. Впрочем, ему было хреново и без этой песенки. Ноздри трепетали, вбирая запахи горячего асфальта, выхлопных газов и потных тел; жаркий август не щадил никого.

Но в букете ароматов нет-нет да мелькал призрак того самого, речного. А за ним легко, острой леской, тянулась цепочка ненавистных воспоминаний.

«Мог отказаться от командировки. Наврать что-нибудь».

Емельянов отмахнулся от внутреннего голоса. Поздно. Он уже здесь, в родном городе. Спустя почти двадцать лет.

«А ведь я еще помню…»

Как пахнет хмель и солод с Пивзавода. Баклажки с запретным для него, двенадцатилетнего, «Жигулевским» со Дна. Прогулки от «Макдака» на Полевой до площади Куйбышева, а потом вниз до изумрудных Струкачей, на Набу, пропахшую шашлыками, и там, за пляжем…

Емельянов похолодел. Место на руке, где давно срезали кожу, защипало. Казалось, посмотри туда и увидишь кровь.

Емельянов сглотнул. На языке тут же расплылся вкус тины; старуха, сидящая у дороги, поймала его взгляд и оскалила щучье-острые зубы; сердце дало перебой, точно в него, как в живца, вошел беспощадный крючок, и Емельянов…

– Город-курорт. М-да, – фыркнул Королевич, разрушив морок, и оглянулся: – Чего застыл? Ностальгия?

Побагровев, Емельянов не нашелся с ответом, и это еще больше развеселило попутчика.

– Ой, не могу! Ладно, не дуйся, вон такси. Не тормозим, Емеля!

Емельянов вздрогнул. Кличка, почти забытая, из детства, отозвалась тревогой и маминым голосом: «Лучше б я не читала тебе эти сказки!»

Емельянов вздохнул и, помедлив, пошел вперед.

«Да, мама. Лучше б не читала».

Воспоминания отступили – и нахлынули.

Утро было славным: бирюзовое небо, белые облака. Лето, солнце, Рождествено… Что еще нужно для счастья?

Емеля усмехнулся. Известно что.

Рыбалка.

«И трофейный крокодил», – вздохнул он. Щука не ловилась. Ну, если не считать мелочи – карандашей, которых он, конечно, отпускал.

Емеля подобрал рюкзак, снасти и побежал.

– Эй, рыбак! Ни хвоста ни чешуи! – крикнул вслед сосед Прохор.

– К черту, дядь Прош!

Емеля промчался мимо коз, вспугнул Ваську, что повадился гадить под окно. Помедлил возле водонапорной башни: засмотрелся на гордую высоту, вызывавшую в памяти древние за́мки.

«Опять размечтался! – прорезался в голове голос мамы. – Лучше б про учебу подумал!»

Емеля поморщился.

Школу он не особо любил. Перебивался с четверок на тройки. Другое дело – рыбалка!

«О будущем подумай! Ведь не маленький уже. На что семью кормить будешь?» – кипятилась мама. Однажды, не выдержав, он ляпнул: «А щуку поймаю, волшебную! Она мне поможет».

Что потом было!..

От ремня спас папа. Именно он одобрял его самовольно взятую кличку и ежегодно отправлял в Заволгу, к своей матери. А напоследок всегда усмехался: «Рыбалка-рыбалка… Все не зря. Вот как станешь каким-нибудь бизнесменом по рыбе! Отдыхай, Емелька. Не грусти».

А он и не грустил. Вся сонность слетала с него, стоило пересечь водную черту. Только здесь он становился собой. Только здесь, на каникулах, его по-настоящему поддерживали.

Емеля облизнулся, вспомнив бабушкины расстегаи. Вроде сытый, а вот подумал – и сразу полон рот слюны! Кажется, на зубах – хруст румяной корочки, в руке – теплое печево, а внутри – белая-белая рыбная мякоть…

Рыбу для бабушки Емеля обычно поставлял сам, и от этого ее блюда становились еще вкусней.

Сегодня он решил удить с берега. Улыбаясь, насадил на крючок выползка пожирней и сделал заброс. Пять минут – и вот он, первый хвост: первый верткий карасик.

– На то и щука в реке, чтоб карась не дремал, – усмехнулся Емеля.

– Уже обрыбился? – весело спросил кто-то.

«Манчиха!»

Емеля радостно обернулся. Позади стояла девушка: лохматая, загорелая, в майке и шортах цвета вареных раков. Зубы белые, цыганские, а в левом ухе – золотое колечко. Ни дать ни взять атаманша, в честь которой кличка.

На деле звали ее Манькой. Не местная, она появилась в этом году с папой-историком, что арендовал домик на лето. Высокая для своих пятнадцати, Манька одевалась как пацан, фанатела от легенд Жигулевских гор, а уж рыбачила!..

Они познакомились именно на рыбалке. Сначала Емеля воротил от нее нос: чего к нему прилипла? Он же не сверстник. А потом незаметно сдружился.

Манчиха оказалась кладезем историй. Именно от нее он узнал, что лакомка-линь падок на творог и как ловили щуку в Древней Руси, с ней охотился на раков, заложив в раколовку кусок стащенной из дома жареной курицы. В благодарность Емеля рассказывал о «даме в белом» из местного Дома с мезонином, любимых рыбных местах и слухах о кладах Степана Разина.

При упоминании кладов Манчиха оживлялась еще больше: Емеля знал, что ей до смерти хочется найти что-нибудь такое. Манчиха ходила в горы, но, кроме разбитой коленки, ничего оттуда не принесла. Впрочем, она была не из тех, кто сдается. Веселая, шебутная Манчиха не нравилась бабушке, но Емеля, прежде не имевший друзей, души в ней не чаял.

– Пойду окунусь!

Манчиха разделась до купальника и, пробежав по песку, плюхнулась в воду.

– Всю рыбу распугаешь! – крикнул Емеля, но больше для виду. Злиться на подругу было невозможно.

Та загоготала и, дразнясь, стала плавать разными стилями. Мол, давай сюда, смоги круче! Емеля улыбался и качал головой: нетушки, знаем вас. Манчиха плавала так же отменно, как и ее тезка из легенды.

Вскоре она вылезла на берег. Тут-то и раздался свист.

«Кир», – поморщился Емеля, еще не обернувшись.

И правда. В отдалении, держа снасти, стояли пять парней постарше Манчихи, несколько пацанов и сам Кир. Именно он, прищурив глаза, алчно пялился на фигуру подруги.

Бросив на парня брезгливый взгляд, она стала одеваться.

– Эй, Манчиха!

– Пошли с нами! Повеселимся!

– Я тебе суперудочку покажу…

– Кожаную, – тихо, но слышно добавил кто-то, и парни заржали.

Манчиха вздохнула. Уперла руки в бока и холодно посмотрела на Кира.

– Мало тебе, да? Еще хочешь?

Емеля невольно фыркнул. Позавчера Манчиха, устав от шуточек, врезала Киру в рожу. Но, видимо, чтобы парень отстал навсегда, надо было бить в иное место.

Как-то Емеля спросил, почему Манчиха не пожалуется отцу. Но та ответила, что не хочет отвлекать его из-за ерунды. Сама справится.

«И ведь справится! Как заедет ему коленкой в…»

– Чего лыбишься? – рявкнул Кир, и улыбка Емели исчезла.

– Отвянь от него! – тут же прошипела Манчиха, встав рядом с другом.

Кира перекосило. Емеля понимал, почему он злится: взрослая, интересная девушка, а не с ним. С каким-то сосунком! От этого просыпалось злорадство,