Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

– Фигня все!

– Враки.

– Я не вру!..

Тут голос подал другой пацан, Гриня:

– А я вчера призрака видел…

– Чего?

Гриня съежился и стал рассказывать:

– Я в огороде копался, а бати дома не было. Слышу, голос: «Гриня, Гриня…» Поднял голову – а у забора мужик незнакомый стоит. Рожа кривая и… белесая.

– Ну мужик и мужик, и че?

Гриня сглотнул.

– А потом муха пролетела. Сквозь него пролетела, понимаешь? А он гоготать стал… бред какой-то нести… и все мухи, мухи…

«Надо же, боится, – зло подумал Емеля. – Тогда смелый был. Когда меня вшестером били…»

Компания тем временем притихла.

– А потом Чак проснулся. Как вылетит из будки, как залает! Мужик и исчез, – Гриня поежился и добавил: – Думаю, это залетный мертвяк был. С Гавриловой Поляны. Там же психиатричка была, до сих пор развалины. И…

Но тут разговор прервал Кир: довольный, улыбка от уха до уха, а в руке – двухлитровка, где плавает… Емеля нахмурился. Протер стеклышки бинокля.

– Эй, ребзя! Гля, кого поймал!

Компания подтянулась к нему.

– Кир, эт че за хрень?

– Карандаш?

– Да не…

– Мутант какой-то…

– Черепашка-ниндзя, епт…

– Кир, это кто? Где поймал?

– Где поймал – там больше нет. А хрен знает кто. Вот, клюнул, а я в банку загнал, думаю, со старичьем побалакаем. Авось кто да признает, че это.

– Мутант, – повторил Гриня.

– Сам ты мутант! – засмеявшись, Кир отвесил ему оплеуху. – Нате, посторожите. А я поплаваю.

Скоро Кир и старшие уже плескались в воде далеко от берега. Мелкие же опасливо болтали, поглядывая на банку, стоящую в стороне. В ней, полной воды, металось нечто колючее. Издали и не поймешь что.

Емеля облизал губы. Значит, поймал неведому зверушку, Кир? Небось, славы хочешь, денег, интервью? Цацек для любимой мамки купить? А хрен тебе!

Действовать надо было быстро.

– А зубы нехилые… – заметил, оглянувшись, Гриня.

– Что это? Древняя рыба?

– Еще динозавр скажи…

– Ихтиозавр.

– Тоже мне умник!

– Гриня…

– А книжки надо читать!

– Гри-и-иня…

– Ботан! Зубрила!

– Во-о-ова…

– Сам ты зуб… че?

– Але-о-о-шка…

Пацаны окаменели, услышав странный загробный голос. Солнце вдруг затянули облака.

– Слыхали? – тоненько пискнул кто-то.

– Ну…

– Гри-и-иня, Во-о-ова…

– Это в кустах…

– Ал-ле…

Голос исчез – и вернулся хихиканьем: глухим, мерзким хихиканьем, что сменилось тарабарщиной. В кустах мелькнуло нечто белое и стало приближаться.

– Мертвяк!.. – завопил Гриня и бросился бежать. Следом, не выдержав, сиганули остальные.

Никто не обернулся. Не предотвратил преступления.

Минута – и банка перекочевала в Емелин рюкзак, к марле от комаров. Усмехнувшись, Емеля закинул в кусты жестянку, столь славно изменившую его голос, и побежал.

Хотелось петь во все горло. Найти Манчиху и похвастаться ей! Ведь он сумел, отомстил! Теперь в его рюкзаке плескалось нечто странное, иное…

Кстати, что именно?

Убежав достаточно далеко, Емеля остановился и достал банку. Только сейчас он смог разглядеть плавающую там тварь.

А тварь была примечательной.

Она и правда напоминала щуренка: гибкое тельце, вытянутое рыло… Однако при этом ее покрывал мох, кое-где блестящий бронзой мелких острых чешуек. Но явно острее их были зубы: тонкие иголочки, они неравномерно торчали из пасти, а на голове росли колючие выпуклости, похожие на корону. Глаза же…

Емеля вздрогнул. Взгляд твари показался на удивление умным. Вопрошающим: «Ну? Что ты будешь со мной делать?»

Емеля давно мечтал о щуке, способной исполнять желания. Но в глубине души знал: такой не бывает. Однако сейчас, глядя в рубиновые огоньки, он не знал, что и думать. Не ведал, что делать дальше.

Поспрашивать местных, как хотел Кир? Нет, его в два счета спалят.

Оставить и взять в Самару? А там – библиотеки, школа…

«А кормить чем будешь? Пока не узнаешь, кто это?»

Емеля насупился.

«А еще – можно просто отпустить».

Тварь, будто услышав его мысли, сделала кружок в воде.

Отпустить.

Да. Пожалуй, это лучший вариант, кивнув, решил Емеля.

Вскоре он спустился к воде.

– Плыви, рыбка, – шепнул Емеля, открыв крышку.

Банка наклонилась, выплескивая воду вместе с тварью. Мелькнуло темное-зеленое, быстрое – и все. Нет его.

Постояв в воде, Емеля пошел домой. Он был уверен, что больше никогда не увидит эту тварь.

Он ошибался.

Следующий день утонул в переговорах. Королевич был, как всегда, бодр, весел, и даже болячка на его припухшей губе смотрелась элегантно. Емельянов же изо всех сил старался сосредоточиться на работе, но получалось плохо. Потенциальный партнер – тот, с кем они хотели строить завод, – косился на угрюмого инженера и предпочитал общаться с продажником.

Мысли путались, галстук давил, а желудок терзали спазмы. Казалось, внутри хозяйничают опарыши – в сто раз больше, чем он когда-то съел.

– Без сомнений, этот кирпич…

«Кир».

Емельянов отпил минералки.

– Руководитель, Мария Петровна…

«Мария».

Еще глоток.

– Понимаете, местечко рыбное. Если прищучить конкурентов…

«Прищучить».

Емельянов поперхнулся и закашлялся.

– Саша, ты в порядке? – участливо спросил Королевич. В пальцах он вертел «счастливую» ручку – ту самую, которую когда-то продал на самом первом собеседовании и теперь везде таскал с собой, периодически меняя стержни.

«Скотина», – выругался Емельянов в мыслях и махнул рукой. Мол, ерунда, продолжайте. Но солнце, выйдя из-за туч, вдруг блеснуло на бронзовой запонке партнера, и его перекосило.

– Вам нехорошо?

«Нехороший...» – прошипела в голове Щука.

Емельянов побелел. Рожа партнера внезапно смялась, как тесто. Вытянулась длинным, крокодильим рылом в чешуе. Волосы покрыл мох, а зубы, истончившись, полезли наружу, в кровь разрывая губы.

«Нехороший сын...»

– Александр?

– Это приступ…

– Скорую!

– Н-не надо, – прохрипел Емельянов и, шатаясь, поднялся со стула.

Небо опять скрыли тучи, и глюк исчез. Осталось одно желание: бежать.

– Подождите…

– Нельзя же…

– Да куда…

Его хватали чьи-то руки, тянули назад. Словно водоросли, в которых когда-то запутался двенадцатилетний пацан.

Но Емельянов вырвался и побежал на улицу. Место, где он когда-то срезал чешую, снова кровоточило, марая рубашку. Надо было остановиться, перевязать, но за ним несся Кир и его армия, шлепались на асфальт мушиные младенцы-опарыши. Девочка, что играла в классики, повернула вслед щучью головку, золотом клада блеснули глаза, а впереди, пылая алым, мелькнула девушка, которая…

– Манчиха!..

Он кричал – или думал, что кричал. Бежал, пытаясь поймать ускользающий любимый образ. Но, когда до цели осталось всего ничего, – девушка обернулась, на ходу превращаясь в Машу; лицо ее разошлось кровавой трещиной, и она заорала, как орали, вопили в туманном коряжнике парни, и вот уже не плоть, не кровь, а череп, кости, щучьи зубы из пустых глазниц – они в ней