Влияние - Бентли Литтл

погребе. Ему вдруг захотелось проверить, не снесли ли курицы еще яиц, и когда он зашел в курятник, то с удивлением обнаружил, что снесли. Он собрал почти две дюжины, и все они выглядели как нормальные яйца. Уже вечерело, Росс отнес яйца в погреб и оставил их в корзине, намереваясь завтра рассортировать. На сей раз ни одна курица не собиралась нападать на него, а большинство из них даже пряталось, и, хотя это показалось ему странным, сетовать он не стал. Лучше уж так, чем быть исклеванным.

Страх вернулся с наступлением темноты. Росс оставил свет в кухне Большого дома, чтобы потенциальный грабитель знал: хозяева на месте (будто какой грабитель стал бы приезжать сюда по ухабам посреди ночи, чтобы украсть телевизор Литы и Дейва), – но этот одинокий свет стал почему-то внушать ему еще больший страх, чем внушала темнота. Он закрыл шторы на окнах своего домишки, чтобы не видеть внешнего мира, но от этого у него началась клаустрофобия и он обнаружил, что, не видя внешнего мира, начинает строить домыслы, ему кажется, что кто-то прячется там, в темноте. А потому он частично приоткрыл шторы на переднем окне, достаточно, чтобы увидеть, если кто-то…

что-то

…подбирается к нему, потом он вставил компакт-диск с записью «Шоу Ларри Сандерса»[24], чтобы занять мозги и не съехать с катушек.

Комедия отвлекла его, но недостаточно. Он все время чувствовал, что один, а снаружи ночь и, даже смеясь над психопатическим эгоцентризмом Гэрри Шэндлинга, Росс время от времени поглядывал в щель между шторами. Он не знал, чего именно боится, не знал, что вызывает страх, но его мысли все время возвращались к тому существу, что он видел в небе, и к тому, как куры следили за ним, а одна даже набросилась на него. Ему хотелось, чтобы Лита и Дейв поскорее вернулись.

Он никогда не был последователем философии Бена Франклина, и афоризм про источник здоровья, богатства и мудрости[25] мало что значил для него, но, приехав сюда, Росс неизменно ложился раньше десяти часов. Вероятно, это было вызвано отсутствием каких-либо занятий по вечерам – теперь он понимал, почему семьи американских первопроходцев в прериях ложились рано, после захода солнца, – и в этот раз он только радовался тому, что дремать начинает, еще сидя перед телевизором; он уже перестал его смотреть, но, готовясь отойти ко сну, оставил телевизор включенным, чтобы было ощущение, что дома есть кто-то еще. В конечном счете он выключил телевизор пультом, прежде чем лечь, свернуться калачиком и натянуть на голову одеяло.

Он проспал всю ночь, ни разу не проснувшись.

И видел сон.

Такого правдоподобного сна Росс не видел никогда, а он был настолько реалистичным, что, даже проснувшись, он все еще несколько секунд думал, что все это было взаправду.

Он был здесь, в гостевом домике, а Лита вернулась из Лас-Вегаса одна, оставив Дейва развязывать все бюрократические узлы, оставленные смертью его родителей. Когда она вошла, Росс лежал спиной на полу, читал журнал, держа его на вытянутых руках.

Лита не сказала ни слова, войдя. Она закрыла москитную дверь, а когда он опустил журнал и посмотрел на нее, то увидел, что она голая.

– Ты что делаешь? – сказал он, чувствуя, как его захлестывает паника.

Она не ответила, только улыбнулась, подошла к нему, поставила ноги по разные стороны его головы, присела над его лицом. Ее вагина была великолепна – розовая, идеальной формы, идеальная щель в обрамлении бутона половых губ, – и Лита опустилась еще ниже, легонько коснулась вульвой его рта, и он почувствовал ее сладкие соки, капающие на губы.

Он проснулся с мощнейшей эрекцией, приподнявшей над ним одеяло, словно опорная стойка туристической палатки. Губы у него были влажны и имели солоноватый привкус, и он не сразу сообразил, что прокусил нижнюю губу и она кровоточит. Все это ему приснилось. Росс накрыл губы ладонью, а когда отнял ее ото рта, увидел на ней красное пятнышко, снова накрыл рот ладонью и прижимал губы, пока кровотечение не прекратилось.

Солнце уже встало, и белый свет проникал в комнату сквозь щель в раздвинутых шторах. Он проспал. Когда он поднялся, эрекция у него еще не прошла, и он попытался уложить свой пенис в трусы, чтобы тот уже успокоился. Бога ради, она же была его кузиной, и он ощутил чувство стыда и отвращения к той части своего мозга, которая изобрела этот бредовый сценарий. Эрекция прошла, когда он принял холодный душ; он вымылся, вытерся, оделся и выпил стакан апельсинового сока, после чего вышел, чтобы по-быстрому покормить коня и козу. К курицам он заглянет попозже.

Росс похвалил себя за то, что уложил товар для рынка заранее, а теперь он перенес его в кабину пикапа, мед поставил на пол, а яйца уложил на пассажирское сиденье рядом. Нужно было спросить у Литы, где у них коробка для наличности, но у него, наверно, хватит для сдачи и своих денег – по доллару и по пять. Еще он нашел блокнот и карандаш для записей.

Он приехал на рынок. Как и в прошлый раз, улица была заблокирована, и старик в ковбойской шляпе, управляющий ограждением, не отличил бы Росса и от Адама. Старик, должно быть, узнал пикап, потому что отодвинул козлы и пропустил машину, дав отмашку Россу.

Он приехал не так уж и поздно, как думал, выезжая с фермы. Большинство продавцов пока только устанавливали свои столики, а он поставил машину рядом с семьей индейцев, которые тоже вытащили стол и раскладывали на нем ювелирные и кожаные изделия. Росс без посторонней помощи вынул из багажника свой стол, раздвинул ножки, поставил и выровнял, и только после этого достал табличку. Он забыл прихватить кирпичи, которыми Дейв фиксировал ее, а потому установил, уперев в задний бампер пикапа. Разглядеть ее издалека было невозможно, но Росс подумал, что постоянные клиенты Дейва, вероятно, знают, где он устанавливает свой столик и табличку L Bar-D. Но даже если они не знали, то выставленные на столик банки меда и картонки с яйцами говорили сами за себя.

Он расставил товар на столике.

Придурок Макданиэлс принес старые банки для меда, но Росс не знал, что с ними делать, а потому сказал умельцу, чтобы тот захватил их с собой в следующий раз, когда Дейв и Лита вернутся.

– Не, – сказал Макданиэлс. – Ты их возьми и отдай Дейву, когда он вернется. А он их мне позже зачтет.

Макданиэлс не стал покупать мед, он несколько минут