Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева

и, скорее всего, продолжает действовать в стане хуситов и поставляет информацию генералу. Это, очевидно, кандидатура Мохсена. Откровенность Джазима могла указывать и на его размолвку с генералом, потому и подыскивает себе запасной аэродром — тут Рушди прав. Может, ему и не светит возможность уехать к саудовцам. Что-то сломалось во взаимоотношениях генерала и Джазима, их многолетний тандем дал тещину. Но Мунифу не хотелось даже при таком раскладе доверять Джазиму. Слишком тот многослойный человек. Пусть и жил с ним много лет в одном доме, все же совершенно не раскрыл его ни в профессиональном, ни в человеческом плане.

И все-таки Рушди прав. Красноречивая иллюстрация его словам о превосходстве хуситов события в октябре этого года, бои в Даммадже, где хуситы продолжали трепать салафитов, активно вооружившихся, получавших активную помощь от саудовцев, не только духовную, но и оружием. Впрочем, духовная и становилась камнем преткновения, и именно религиозной составляющей обосновывали конфликт между хуситами и салафитами в Даммадже на северо-западе Йемена, в городе примерно в семи километрах от Саады.

Год назад там же были столкновения в том же составе — салафиты и хуситы.

— Вот ты говоришь «беспорядки», — Рушди был явно недоволен последним замечанием Мунифа. — Это система. Это проникновение саудовцев. Мы ходим по кругу, как верблюд на привязи, надо разомкнуть этот круг, пора уже, иначе мы окажемся внутри него, в окружении. Год назад мы сталкивались с окопавшимися в Йемене эмиссарами саудовцев, в том числе с англичанами. Двоих мы там прикончили, они под видом студентов торчали в Даммадже. — Рушди хлопнул себя по колену и зло прищурился. — Как ты думаешь, что английским студентам делать в Даммадже?

Мунифа смущало то, что Рушди с ним разговаривает так, словно у него нет ни малейших сомнений в его честных намерениях. Но с чего такой карт-бланш? Конечно, получить агента под самым носом врага и не мелочевки какой, а самого генерала Мохсена — это большая удача, но правдив ли этот агент изначально? Судя по словам Рушди, хуситы следили за Мунифом продолжительное время и тщательно, но вряд ли подобная слежка дала бы им понимание характера Мунифа, лишь общие сведения — какое звание и должность, где живет, с кем общается. Понять бы, кто в окружении Мунифа или даже Джазима работает на хуситов? Не обязательно давно — все сведения он мог узнать за последние полгода-год.

— Донеси до своего руководства, — наконец решился сказать главное Муниф, — я выполню все поручения, но с условием: когда наступит фаза, когда я не смогу далее оставаться в Сане, меня примут у вас и, более того, выдадут список тех, кто выжил в две тысячи четвертом году, будучи среди приближенных Хусейна и знавших о его местонахождении. Список и все личные данные. Если был человек, причастный к гибели брата, он умрет мучительно. Тогда я смогу дышать спокойно и жить.

— До завтра, — Рушди кивнул, встал и протянул руку Мунифу. Снова обнял его. — Я тоже вздохну свободнее, брат. Но пока перебирал в уме всех, кто хоть каким-то боком, ни один не вызвал подозрений. Это будет сложная работа. Как ты предлагаешь держать связь, раз больше не собираешься приезжать?

— Может, на меня в Сане будет выходить ваш человек, который так хорошо проштудировал мою биографию?

— Поглядим, найдем способ, — кашлянул Рушди смущенно.

Муниф, обессиленный, опустился на диванчик, едва Рушди вышел. Он не исключал, что до утра может не дожить. Все зависит от того, что решат хуситы. Даже если Рушди верит ему безоговорочно, не факт, что не приговорят. Но сегодня за спиной не было спасительной калитки особняка, где его возвращения ждал Джазим.

Муниф хотел сходить на старое кладбище, поглядеть на словно бы зефирные крыши тамошней мечети, поклониться гробнице в мечети аль-Хади, где похоронен основоположник династии зейдитов имам аль-Хади Яхъя бен аль-Хусейн бен аль-Касим.

Город Саада песчаного цвета, из глины, как и большинство домов в Йемене. Здесь Мунифу знаком каждый закоулок, пусть и замусоренный и в зеленых пятнах от плевков ката, с коровами на улицах и босыми мальчишками в футах и с джамбией за поясом. И пусть чаще всего это пустые ножны, а мальчишки, как и их родители, нищие или находятся на базах хуситов в горах, все равно здесь все дорого и щемяще родное. В любой дом могут пригласить попить чаю…

Но Муниф размечтался. Так было бы, если бы он вернулся из долгого путешествия, а не с другой стороны Луны — оттуда, где больше цивилизованности, но меньше человечности, где есть доллары в кармане, но их ни на что неохота тратить, где вера превратилась в формальность. К тому же Рушди не посоветовал выходить из дома, когда уже покидал комнату, бросил эту просьбу-приказ напоследок.

— Тебя могут узнать, — сказал он непонятно.

Что за этим узнаванием последует, Муниф уточнять отчего-то не захотел. Но нашел для себя довод, что, если хуситы дадут согласие, и в самом деле, лучше ему не светиться в городе.

* * *

Из Саады он вылетел сразу в Сану, оставив джип в аэропорту. Домой… Он все же считал Сану домом. Первым делом заехал в квартиру переодеться в форму и с ужасом ожидал застать в квартире разгром, но все там было как перед его отъездом. Пич даже пол помыл, дожидаясь хозяина, как хорошая хозяйка. Отчитался, что никуда не ходил, в квартиру никто не звонил и не заглядывал.

— Отнеси на почту письмо, — распорядился Муниф и отдал написанный в самолете короткий отчет для неведомого Центра по все тому же французскому адресу. Письмо содержало лишь одну фразу: «Я дома».

Всю дорогу до Саны он прикидывал, не стоит ли ему отказаться от работы на русских, ведь, по сути, еще и не начинал. Хотя письмо на почтовый ящик отправил — это улика вдобавок к согласию работать на них. У него сейчас вроде наметилась совсем другая история, тоже авантюрная и шпионская, но более близкая сердцу — с хуситами. Однако голос Салима все еще завораживающе звучал в ушах. Что бы ни случилось дальше, более надежный тыл все-таки в лице русских, чем хуситов. Если придется бежать, будет куда.

Джазим, к которому он явился с отчетом и деньгами, огорошил своей осведомленностью:

— Все-таки в Сааду наведывался? Больше туда не поедешь! Узнает генерал, тебе головы не сносить. Заподозрит. И зачем тебе этот мальчишка-африканец?

Ошарашенный Муниф стоял перед полковником в его кабинете и думал с отчаянной злобой, скрипя зубами: «Да что они, сговорились все, что ли? Знают про меня больше меня самого».