Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева

американцы, а в частности американские спецслужбы, поняли, что Салех окуривает их ладаном, начали готовить переворот. Включили его в список на приход «весны», за три года подготовились — и началось.

— Почему ты думаешь, что решение по Салеху пришло в две тысячи восьмом? — заинтересовался Рушди.

— Я смотрел подшивки газет за тот период в училище. Любознательный я парень, что поделаешь. Запомнил статейку в американской «Newsweek», где не скрыли раздражения по поводу встречи Салеха и Мюллера — директора ФБР. Салех же перед этим выпустил Джамаля аль-Бадави из тюрьмы, прятались в Йемене Фахд аль-Кусо и Джабер Эльбанех — алькаидовцы, так насолившие американцам, а ведь ты знаешь, как к ним относилось большинство рядовых йеменцев — весьма положительно, чуть ли не как к героям. А других боевиков к тому времени уже пытали в Гуантанамо. Мюллер был крайне раздражен и, пожалуй, обескуражен разговором с Салехом и отлупом, который тот ему дал.

— Это вряд ли что-то меняет в сложившейся ситуации, — дернул плечом Рушди. — Никто не сомневается в его истинной подлой сущности. Но с другой стороны, не все полученные от США миллионы он клал в карман, очень многое пускал на вооружение. Если удастся сейчас перевернуть ситуацию, все это вооружение нам пригодится. Одного не пойму, зачем теперь Мохсен продает нам оружие, причем, скорее всего, то самое, купленное на американские деньги или поставленное ими в Йемен? Ты его лучше знаешь, какие цели он преследует кроме обогащения? Есть смысл взять его в союзники? Он пойдет на контакт? Если судить по тому раскладу, о котором я только что говорил, генерал как раз из тех военных, которые стали уж если не агентами влияния Штатов, то очень лояльными к американцам людьми, ведь именно армию в большей степени кормили штатовцы. Как бы понять, прощупать, готов ли он слить и Хади, как слил Салеха?

— Ты предлагаешь мне это выяснить? — спросил Муниф, глядя исподлобья без тени иронии.

— А ты готов на… — он осекся, подразумевая предательство.

— Это вы были готовы на предательство, — процедил сквозь зубы Муниф, сдерживаясь от более резких слов. — И бросили меня. Говорил, что будете ждать, и сразу же укатили. А потом вернулись, чтобы, наверное, подобрать мой труп, который генерал выбросил бы на улицу, как застреленную бешеную собаку. А я как был верен… — он замолчал, оттого что у него сбилось дыхание. Слишком много лет вымучивал и мысленно проговаривал эти слова, представляя, как встретится с Рушди. — Я никогда не чувствовал себя своим там. А здесь меня никто и не ждал. — Это прозвучало как детская обида. Но Муниф уже не был мальчишкой и, конечно, вкладывал в сказанное совершенно иной смысл, намекая, что его могли убить сегодня за малейшее подозрение в нелояльности.

— Никто даже не рассматривал такой вариант, — понял его Рушди, — разве что пара горячих голов. Но мы их быстро остудили, напомнив, кем был твой брат и на что пошел ты сам. Не могло быть с твоей стороны предательства, ведь ты не сдался и стрелял. Мы слышали выстрелы, а потом видели тебя, когда ты вышел на улицу. Пойди ты к нам, они бы наверняка тебя убили, выстрелили бы в спину, не допустили бы возвращения.

Муниф промолчал о том, что ожидал тогда выстрела не в спину, а в грудь.

— А сегодняшняя демонстрация силы? Машины с боевиками?

— Перестраховка. Психическая атака, — засмеялся Рушди. И тут же осекся, заговорил серьезно: — Он знает, что ты здесь?

— Иначе бы меня здесь не было. Я — челнок по финансовому вопросу и оружейному, — криво улыбнулся Муниф. — Так что отчасти можно считать, что я вам помогаю, хоть и завуалированно. Не знает, что заехал домой. Я не афишировал.

— Не бесплатно помогаешь.

— А что ты хотел? Мы же не в раю, чтобы все безвозмездно. Чтобы убивать йеменцев, пусть и из другого племени, требуются нешуточные вливания.

— Не утрируй! С теми, с кем мы будем воевать, основное сражение нам еще только предстоит. Они уже, в сущности, не йеменцы, это люди, пребывающие в заблуждении относительно будущего нашей страны. На данном этапе будущего нет.

— Основное сражение? — переспросил Муниф, догадываясь, что речь уже не о внутренней войне, а с внешним врагом. Саудовцы, стоящие за спиной Хади, непременно вмешаются, как только хуситы начнут наступление, а они вскоре его начнут, если судить не только по намекам Рушди, но и по той накачке оружием, свидетелем которой является сам Муниф. Он примерно представлял и как человек военный, и как человек осведомленный размеры вооружения хуситов и степень их боеготовности.

— Почему ты все же приехал к нам? Навестить Афаф и племянников? Мог бы только выполнить задание своих покровителей и уехать обратно в Сану.

— У меня встречный вопрос. Почему ты пришел в мой дом, узнав, что я здесь?

— Подумал, что у нас накопилось довольно много вопросов друг к другу. Не так ли? — теперь Рушди протянул ему пачку сигарет и закурил сам. — Давай начнем с твоих предложений.

— Есть подозрение, что меня ожидает повышение. Это, собственно, даже и не подозрение. Я перед отъездом на север заходил в кадры, и мне по большому секрету шепнули, что вот-вот получу внеочередное звание майора и приличную штабную должность. Я с тобой, как видишь, довольно откровенен. Дело в том, что перед этим меня пытался прощупать мой, как ты его назвал, покровитель на предмет лояльности к сородичам, то есть к хуситам. Это, как несложно догадаться, может быть связано с тем, что в ближайшее время ожидается прямое противостояние с хуситами, а мне уготована роль борца с вами, служба на вашем направлении. Улавливаешь ход моих мыслей? Возможно, наша встреча — последний шанс увидеться лично и о чем-нибудь договориться. Скорее всего, ты предлагаешь сотрудничество? Я же предлагаю себя. Если бы ты не начал меня запугивать с самого начала своего визита, услышал бы это раньше.

Рушди снова облокотился о колени.

— Я верю тебе безоговорочно, — сказал он наконец после долгого раздумья. — Однако теперь я возглавляю службу безопасности и, сам понимаешь, отвечаю за огромное количество людей, они мне доверяют. Отчитываюсь лично перед нашим лидером Абдул-Маликом аль-Хуси. То, что я тебе сейчас сказал, — он потер шею, — это преступление. Разболтаешь, подпишешь мне смертный приговор. Я должен буду ему доложить о твоем предложении, взять на себя личную ответственность за твою кандидатуру. Я в долгу перед тобой и потому сделаю это, но нет гарантии, что даже при моем поручительстве сейид аль-Хуси даст согласие.

— Ты же сам только что хотел предложить мне