Сын Йемена - Ирина Владимировна Дегтярева

Тот словно бы пропустил этот намек мимо ушей, сел на низкий диван, уже весьма потрепанный, и постучал ладонью по сиденью рядом с собой. Рушди явно избрал тактику — что было, то было, а теперь можно начать все с чистого листа и поговорить о многом.

— То, что ты появился в родном городе именно теперь, это знак.

Слушал голос Рушди, и мурашки бежали по коже от воспоминаний. Тот же голос в этой же комнате внушал ему, что можно и умереть за правое дело, необходимо отомстить за смерть брата, и непременно это должен сделать он.

Муниф выжил. Какие идеи будет внушать ему Рушди теперь? Если бы не поручение Салима, он уже послал бы его подальше, а вернее, не приехал бы в Сааду вовсе.

Муниф прислушался к себе и понял, что все равно приехал бы. Что-то изменилось, даже не в нем самом, а в обстановке в Йемене, нечто витало в воздухе, и это были не искусственные преобразования «цветных» революций Запада, назревало нечто глубинное, внутреннее противоборство, и нарастало давление, которое, как вулкан, бурлило под землей и начало уже поднимать камни и пласты почвы, образуя трещины, из которых выплескивалась магма то тут, то там.

Эти «толчки» непременно не останутся незамеченными саудовцами, и как они себя поведут — вот что интересно. Безучастно наблюдать вряд ли станут.

Афаф принесла мужчинам еду и чай. Муниф, памятуя о гостеприимстве, выложил на низкий столик несколько пучков ката.

— С твоих плантаций? — как бы между прочим спросил Рушди.

Стало ясно, игры закончились. Рушди пришел не засвидетельствовать свое почтение и трогательно пообниматься, а знал о Мунифе все. Абсолютно, будто жил где-то неподалеку все эти годы. Такая осведомленность могла говорить только об одном — у хуситов есть спецслужба и работает она исправно.

— Ну что же, так даже лучше, — пробормотал Муниф.

И Рушди его понял, если судить по улыбке.

Он отодвинул листья ката. Они были все еще влажные — Афаф их тщательно вымыла, чтобы смыть химикаты, которыми кусты опрыскивали от вредителей на плантациях.

— Давай-ка без этого. На ясную-то голову не разберешься, что у нас происходит. Налей чаю. — Он откинулся на диване и посмотрел на Мунифа долгим взглядом. — Тебя не узнаешь. Очень изменился. Ты приехал не в форме? Хотелось бы на тебя посмотреть при параде.

— Ты поэтому пришел — посмотреть на меня в форме? — Муниф налил чаю и себе, понимая, что пока идет только пристрелка, самое главное впереди, тем более если Рушди о нем настолько осведомлен.

— Муниф, ты же понимаешь, что происходит? — Рушди подался вперед и облокотился о колени. — Давление на Йемен усиливается. В Сирии и Ираке — ИГ, у нас тут своя «Аль-Каида»… Это я к тому, что отсидеться не удастся. Сейчас такой момент, когда придется решать, с кем ты, на чьей стороне.

— А ты сидел в Сааде и все это время ждал, чтобы начать вести со мной эти душеспасительные беседы?

— Я в самом деле ждал. Честно сказать, гораздо раньше ожидал твоего приезда, следил за твоими успехами. Было решение послать к тебе кого-нибудь в Сану, но вот ты и сам прибыл. Особенно разговоры о тебе пошли, когда ты стал в качестве курьера от генерала приезжать за деньгами за проданное оружие. — Он замялся, опустил лобастую голову. Его нос, слегка смещенный набок в юношеской драке (кажется, дрался-то он с Муслимом), уныло опустился в чашку с чаем, в которую Рушди заглянул, словно читал по чаинкам, стоит ли говорить дальше. Он вытащил из чашки листок мяты и задумчиво его пожевал. Седоватая щетина на лице шевелилась, как трава на ветру. Морщины вдоль губ уходили к квадратному подбородку и напоминали скорее шрамы. — Были горячие головы, предлагавшие поквитаться с тобой, когда ты приезжал в горы и там встречался с нашим человеком. Но высшее руководство хуситов решило иначе.

— Потому что оружие очень нужно было, — вставил Муниф, хотя видел, что Рушди еще не закончил говорить.

— Погоди, ахы[28]! — Рушди поднял квадратную ладонь. — В тебе вызрел цинизм за эти годы, ты отстал от наших дел, наших горестей и интересов. Не твоя вина в том. Понимаю. Хотя я тебе и тогда говорил, что мы поможем. Зачем ты сунулся в логово льва, оставшись у Джазима? Тебя и семью Муслима мы бы не бросили. Ты это прекрасно знаешь. Но ты пошел служить той власти, что убила твоего брата.

Мунифа раздражала интонация гостя и, уж конечно, смысл сказанного, и все же он отметил, что тот назвал его братом, несмотря на разницу в возрасте — Рушди старше чуть ли не вдвое. Проявил особое уважение, а значит, над Мунифом не подсмеивались, не пытались выказать ему недоверие, а видели в нем если не равного, то достойного разговора со взрослыми мужчинами. Он проигнорировал шпильку — не время сейчас сводить счеты.

— И все же погоди, — продолжил Рушди. — Дело не в оружии, Мохсен настолько же жаден, насколько и беспринципен. Не будь тебя, он нашел бы другого курьера. Послал бы самого Джазима, и тот побежал бы выполнять приказ, хоть они и считаются старыми соратниками и друзьями. Ты же не веришь в их благотворительность относительно тебя и твоей семьи. Так ведь? Можешь не отвечать. Знаешь ли, вопрос сейчас стоит не о тебе, не обо мне, даже не о хуситах, а о Йемене. Будет ли он существовать, либо станет частью территории Саудовской Аравии и придатком Штатов, ненужным, как больная блохливая собака, которую и лечить накладно, и не выбросишь, потому что худо-бедно охраняет сокровища, которые несправедливо оказались на ее территории? Мы для них такие же черномазые, как их собственные негры.

— Ты собираешься мне лекцию читать по геополитике? — поинтересовался Муниф, подливая гостю чаю и предложив закурить. — Я тебе тоже многое могу рассказать.

— Вот это нам и интересно, — отшутился Рушди, закуривая. — Я знаю, что ты образован и умен. Знаешь иностранные языки и весьма преуспел. О тебе отзывались чрезвычайно хорошо люди авторитетные и в нашей среде, и в той, где ты оказался волею судьбы.

— Да? — переспросил Муниф, и было непонятно, то ли он спрашивает о тех авторитетных людях, то ли сомневается по поводу «волею ли судьбы» попал в стан врага.

— Ты напрасно ерничаешь. Все, что я говорю, это не лесть, не попытка тебя склонить к чему-то. Мне необходимо, чтобы ты понимал, чтобы это понимание дошло до глубины твоего сознания. Умный