Ловушка для Крика - Саша Хеллмейстер

– Миссис Клайд, – он был предельно спокоен. – Мы н-не сделали ничего п-предосудительного, чтобы нас осуждать. Я знаю, что н-не нравлюсь вам, но прошу. Не п-поступайте так плохо со своей дочерью п-прямо сейчас. Вы ставите её в неловкое п-положение…

– Это ты ставишь её в неловкое положение. Надеюсь, между вами действительно ничего не было, потому что я не хочу лечить её от какой-нибудь заразы!

Вик остолбенел, стал очень бледен. Он посмотрел на меня, затем на неё. Я не чувствовала собственного тела от охвативших стыда и боли за него. Затем в глазах Вика что-то зажглось: тёмное, непримиримое, пульсирующее, и он тише прежнего бросил:

– Отойдите от меня, миссис Клайд. Не советую вам т-так говорить со школьным сотрудником п-при исполнении. Не советую вообще со мной разговаривать. Вы можете чем-нибудь от меня заразиться.

Он отвернулся от нас. Он отвернулся от меня. Снова наклонился за верёвкой, поднял её с травы и взялся равнодушно наматывать всю длину на ладонь, но я видела, как легонько подрагивали его руки. Больше всего на свете мне хотелось подойти к нему и обнять, больше всего на свете – укрыть ото всех невзгод. Какой же смелой я была там, в спортивной раздевалке; но здесь, когда мне противостояла Натали Клайд, я заткнулась и, поджав хвост, не сделала ничего. И за это возненавидела себя пуще неё. Трусливое ничтожество!

…В машину я села почти неживой. Я всё ещё чувствовала косые взгляды и слышала тихие смешки учеников по сторонам, пока мы шли до «Вольво». Мама хлопнула дверью с водительской стороны с такой силой, что открылся ящик для перчаток. Я машинально закрыла его и отвернулась. Она уселась в кресло. Пристегнула ремень безопасности.

Потом наступила тишина.

– Ты довольна? – вкрадчиво спросила мама. – Этого ты добивалась, м? Меня унизил публично какой-то уб…

– Заткнись, мам. Пожалуйста, просто замолчи. – Я устало прислонилась лбом к стеклу, чувствуя, как в груди разрастается и ноет некая чёрная дыра, и безразлично прибавила: – Можешь и за это меня наказать. Мне всё равно.

Она ничего не сказала: только резко повернула ключ в замке зажигания. Машина завелась, тронулась с места. У меня дрожали руки. Я сунула их между колен и долго ещё смотрела в зеркало заднего вида на школу, стремясь разглядеть Вика, но больше его не увидела.

* * *

Заложив руки за спину, я мерила шагами свою комнату. Матушка решила, что наказала меня одиночеством и своим оскорблённым молчанием, но не понимала, что этим сделала одолжение. За два часа тишины я приняла решение бороться и не собиралась терять Вика. Если мне не удалось обо всём рассказать тогда, сделаю это прямо сейчас. И даже если обстоятельства сложились так, что нам нельзя быть вместе, – пусть! Я не дам его в обиду. Вернусь в школу, найду его, и мы смоемся, потому что иного выхода нет. Звонить в полицию бесполезно: в Скарборо главный – шериф, которому Вик перешёл дорогу.

Но почему вообще его хотят подставить? Спрошу у Вика напрямую, когда мы окажемся подальше отсюда.

Я обулась в удобные туристические ботинки, оставшиеся ещё с тех пор, когда отец был жив и мы ходили в пешие походы, переоделась в чёрные свободные джинсы и водолазку, забрала волосы в хвост и нацепила бейсболку, которую забыла отдать Вику после вечеринки на пляже. Подошла к окну с крепким туристическим тросом, обвязанным вокруг ножки кровати, чтобы вылезти наружу. Видимо, я действительно люблю Вика Крейна, если со своей боязнью высоты решилась вылезти в окошко! Мне вдруг остро захотелось, чтобы здесь был Крик. Мой Крик. Если бы он объявился прямо сейчас, я попросила бы его прогуляться со мной до школы и убить этих дьяволов Палмеров и всех, кого они притащили с собой. Их всего двое, а в Крике таких дьяволов – сотня. Я не сомневалась, что он сделал бы это для меня. И тогда я сделала бы ради него… всё. Всё, о чём он попросит. Я сделала бы даже больше, только бы Вик остался цел.

Но пока думать об этом бесполезно. Мне нужен план, как сбежать из дома, ведь если матушка решит меня проведать и мой побег вскроется…

Вдруг за спиной скрипнула дверь: от волнения упало сердце. Что, если меня поймают с поличным? Одно дело – потихоньку сбежать из дома, другое – вот так, с новым скандалом. А что, если она попробует удержать меня силой? Готова ли я сопротивляться собственной матери? Я резко развернулась, но в дверном проеме показалась вовсе не она, а моя сестра Хэлен. Она внимательно посмотрела на меня. Я держала в руке чёртов тросик, на который раньше мы крепили старую папину палатку, и намеревлась по нему спуститься. Хэлен проницательно заметила:

– Ты не умеешь лазить по канату. Тем более по такому: это легко сделать только в киношках. В жизни ты, наверное, свалишься и что-нибудь себе переломаешь… так что, я подумала, будет лучше выйти через дверь.

– Какого чёрта, малышка? – я залилась краской.

– По твоему лицу, когда мы ужинали, я поняла, что ты собираешься нынче прогуляться, ну и матушка просветила в некоторых вопросах: она, знаешь ли, любит поворчать, – усмехнулась Хэлен, сложив руки на груди. – Ничего особенного.

– Говори потише, она…

– Я накапала маме в чай немного её снотворного.

– Хэлен! – возмутилась я, но не могла не признать, что это было гениальным решением.

– Что? – она невинно закатила глаза. – Ей полезен крепкий здоровый сон. Всё нормально, не смотри на меня так! Она и так принимает его каждый вечер, ну подумаешь, выпила на пару часов раньше нужного! Мы тут не пропадём, а ты… ты иди и, что там дальше по плану, не знаю… помириться с Виком? Надоело смотреть на ваши постные рожи. Я не ошиблась? Ты же хотела сбежать к нему?

– Да, чтоб тебя. Сегодня ты спасла мою жизнь, – всерьёз заявила я и, подойдя к двери, чмокнула Хэлен в лоб. – И не только мою, кстати.

– Беги, – хмыкнула она и сощурилась. – Но помни, ты моя должница.

– На всю жизнь, сестрёнка! Крещу сердце! Кстати…

Замешкавшись, перед тем как выйти, я смерила Хэлен долгим взглядом и спросила то, что давно хотела:

– Перед лагерем я заглянула в твой альбом, малышка, и там увидела одну жуткую картинку… Человека в маске, которого ты нарисовала…

Хэлен, подняв брови, с удивлением слушала меня.