Проклятие Озерной Ведьмы - Стивен Грэм Джонс

Это невозможно.

Такие вещи иногда выдумывают детишки, хотя на самом деле ничего такого не видят.

Прямо на меня, может быть, всего в шестидесяти футах, окутанная тьмой опять идет Ангел озера Индиан, ее прежде белое одеяние покрыто грязью, у нее длинные черные и прямые волосы, глаза пустые, щеки впалые, взгляд неподвижный, но явно устремлен на меня.

– Салли! – вскрикиваю я.

Если кто и может справиться с Мрачным Мельником, то только она.

Я в сравнении с ним – ничто.

* * *

Я отступаю, но ни на миг не свожу с нее глаз, я включаю разум, пытаюсь на лету объяснить ее появление.

Это не Салли, это не Салли.

Тогда кто, учитель истории?

Взрослая Стейси Грейвс? Может быть, она высвободила свою щиколотку из большой руки Иезекииля на пути в подводную церковь, может быть, она вырвалась, а потом утонула, ушла на дно, и озеро сделало с ней что-нибудь на манер Джейсона, или какая-нибудь Тина здесь случайно подобрала ее.

Но есть еще и Эми Брошмеир из шестидесятых, ведь есть же? И не надо мне рассказывать, что она мертва-мертвешенька. Слово «мертва», кажется, больше не имеет здесь значения. Было ли ее маленькое тело доставлено сюда, после того как она убила себя в том учреждении, где ей не следовало находиться? Доставлена Ремару Ланди, разве нет? Как ни крути, Фарма приходится ему пра-пра-кем-то там, но я всегда представляла его как некоего совершенного клона своего предка.

Возможно, именно она и пыталась пробиться сквозь зеленую изгородь у средней школы – вот что я хочу сказать.

А два этих горных охотника заявляли не так давно, что набрели на знаменитый исчезнувший домик Ремара Ланди, ведь было такое? Не они ли и затеяли все это, разбудив ее? И? Если это она, то ее миссия отмщения настолько законна, чиста и справедлива, что я не знаю, смогут ли Лета и Джослин вдвоем остановить ее. Ей пора повзрослеть, начать жить, перестать быть объектом ложного обвинения в том, что она – Стейси Грейвс.

И я вдруг понимаю, что я здесь делаю, Шарона, не беспокойся.

Я, в согласии с одной из апорий Зенона[21], пытаюсь выбраться из этой дурной ситуации, в которой оказалась. Эта апория сводится вот к чему: чтобы преодолеть ту или иную дистанцию, ты сначала должен преодолеть ее половину, потом половину остатка, потом половину остатка, потом половину остатка, и это означает, что таким образом ты никогда не преодолеешь всю дистанцию, верно? Потому что она постоянно ополовинивается. Точно таким же образом, если я предложу достаточно объяснений между мной и Ангелом озера Индиан, то она не сможет преодолеть их все и не сумеет добраться до меня.

Вот только моя апория почему-то не работает. Иначе как же она сумела приблизиться ко мне еще на десять шагов? А вот и на двенадцать, черт возьми.

Она собирается удушить меня своими волосами. Она готова заострить пальцы до размеров когтей и вонзить их сзади в мой череп. Или вспороть меня сзади и, пронзив грудь, показать мне, как сердце бьется в ее сжатой руке, как это делают в кино.

Черт. Пожалуйста, не надо.

И? Если это Салли Чаламберт, то именно я ей и нужна, так? Я что говорю – последняя девушка и слэшер сошлись в своем бешеном танце, есть в этом какая-то разновидность любви, правда? Злится ли она на меня за то, что я забрала у нее Мрачного Мельника?

– Прошу прощения! – ору я ей под ноги.

Она продолжает наступать.

Теперь становится понятно, почему члены лесопильной бригады разбросаны здесь и там, верно? Почему Чин оставили заканчивать работу? Потому что она не слышала предупреждений. Но Джослин Кейтс слышала, вот только у нее нет в крови этого желания – бежать, она умеет только драться ногтями и зубами, потому что справедливость сама себя не восстановит, и тебе приходится вырывать ее, пульсирующую и окровавленную, из груди того, кто причинил тебе зло.

Но все остальные попрятались в деревьях. Лучше уж пожар, чем этот поцелуй Ангела.

Мои указательный и большой пальцы правой руки дрожат, когда я пытаюсь извлечь отчаянную сигарету с лесной подстилки. Да, мне следовало бы искать пистолет, вот только… пистолет против слэшера? Единственное, что делают пистолеты, – это доказывают всем, что пули бессильны, что это дело воистину безнадежно.

Будто я это и так не знаю.

Никаких сигарет моя дрожащая рука, конечно, не находит. Это не имеет значения. Я закурю свои легкие до черноты, когда переберусь назад – на другой берег озера.

«Когда», а не «если».

Я отрицательно качаю головой для Салли Чаламберт: нет, не сегодня, и делаю шаг вперед, потому что хочу встретить смерть лицом, а не спиной, я предпочитаю быть Билли Солом из «Хищника», а не одной из других жертв, которым вырвали позвоночник, что случается, когда…

Земля дрожит под моими ногами, и я удивленно опускаю на нее взгляд.

Какого черта?

Неужели высокая температура пожара как-то воздействует на пещеры и карстовые пустоты, соединенные под землей в одну сеть по эту сторону долины? Неужели лава готова фонтаном вырваться на поверхность? Мы, в конечном счете, не так уж далеко от термического парка Йеллоустона.

Я опускаюсь на кончики пальцев и носки моих не по размеру больших ковбойских сапог, надвигаю шляпу на лоб, чтобы скрыть белки глаз.

Я была еще совсем маленькой, когда мой отец пичкал меня, пятилетнюю, историями великих охотничьих подвигов, он так увлекался этим, что начинал изображать эти события в нашей гостиной, после чего принимался за свой жидкий обед. Основная часть его представления состояла в его падении на пол и принятию той позы, в которой нахожусь сейчас я. Мне всегда казалось, что он знает всякие древности, которые вызывали у меня только удивление и улыбку. Я хочу сказать, что его пальцы слышали сквозь слои земли.

Мои тоже. И сейчас они чувствуют… гром?

От этого я непроизвольно втягиваю в себя воздух и встаю на ноги. И очень вовремя, потому что от происходящего в недрах земли сосновые иголки начинают падать на землю.

И, невзирая на дождь иголок, она все еще идет за мной.

Сегодня плохой день для ухода в мир иной. Просто отвратительный. Позвольте я начну его заново, проживу по-другому – посмотрю «Психо», «Хеллоуин», «Крик», один за другим, как трилогию, какой они хотят быть,