Самая страшная книга, 2014–2025 - Ирина Владимировна Скидневская

В электричке, трясясь от холода и уходящего из тела адреналина, он пересчитал деньги. Игорь принимал задаток переводом, а остаток – наличными, и сумма на балансе была так ничтожна, что Олег перед приездом сюда снял все, чему теперь даже порадовался.

От станции до дома он вызвал такси. Поджидавший водитель смерил его неодобрительным взглядом, но быстро совладал с собой, включил радио, равнодушно уточнил адрес.

В зеркальце заднего вида Олег увидел свое белое бескровное лицо с квадратиком повязки на глазу. Волосы неопрятно прилипли ко лбу, из капюшона торчала ветка с сухим листком.

– Сделаем по пути крюк, – велел Олег. Затем крепко прижал к себе рюкзак со всеми своими сокровищами и, закрыв глаз, откинулся на сиденье.

Стоя над булькающей кастрюлей, извергающей пар, Олег кипятил инструменты. Вернувшись домой, он нарочито громко хлопал дверями, шумел и кашлял, чтобы Маринка успела укрыться в своем убежище, но, видимо, она его и не покидала. Из-за закрытой двери пробивался электрический свет и доносилась привязчивая рекламная песенка.

Олег принял душ, обезболивающее, немного поел и почувствовал себя лучше.

Он вытряхнул из рюкзака свою добычу. Бережно обернув бумажным полотенцем банку с сувениром, сунул ее во внутренний карман куртки, остальное, сдернув скатерть, разложил на столе. Достал стремянку, слазал на антресоли. Прорывшись через нагромождение вещей (санки, лыжные ботинки, туристические рюкзаки, ласты, маска, какие-то черепки, обрывки обоев, шахматы), извлек небольшую коричневую коробку. Здесь хранились конспекты и инструменты, оставшиеся с недолгой ветеринарной практики. На последних курсах он не раз вызывался ассистировать на операциях.

Кровь, влажный блеск внутренностей не вызывали ни ужаса, ни омерзения, в отличие от шерсти, сладковато-удушливого густого жирного запаха животных выделений, страха, который безошибочно ощущался животными как запах смерти. Они притихали задолго до того, как игла впивалась в кожу, скулили, издавали низкие утробные звуки.

Олег рассматривал инструменты, заставляя себя вспоминать название и назначение каждого. Ампулы, таблетки, марля, вата, перекись, кабельные стяжки, зажимы, крючки, нитки, перчатки, пинцет, скотч, шприцы, спирт, салфетки, пеленки и прочие предметы ожидали его, как маленькая армия, готовая к игре в госпиталь.

Раньше Олег думал, что «Ютуб» годится только для бездумного пролистывания роликов в ожидании обеденного перерыва, конца рабочего дня или Маринки из душа, но оказалось, что там можно найти буквально все, включая подробный процесс энуклеации глазного яблока.

– Вот как это называется, – бормотал он, почти завороженно разглядывая копошения рук и инструментов в кровавой каше. Запись в диктофоне, получившаяся вполне удачно, обретала зримость, и Олег, поставив на повтор, смотрел ее до тех пор, пока не запомнил все действия точно, до доли минуты. Он изучал записи и разобрался почти со всеми ампулами и упаковками, кроме двух. Их он отложил в сторону, а все нужное он расположил на подносе, вскипятил воду.

Сложнее всего было представить, что это не Марина. Он никак не мог заменить ее в воображении ни на животное, ни на какого-то абстрактного человека, которому он – абстрактный врач – должен провести операцию.

Если что-то пойдет не так, она может умереть, здесь, на кровати, где когда-то был зачат Мишка. И думать об этом, как о чем-то абстрактном, было невозможно, потому что он знал эту женщину, и эта женщина была ему ближе любой другой, и нужно было вернуть этой женщине ребенка, потому что других у нее, вероятно, уже не будет. О последнем они узнали вскоре после родов, и в первое время Олег не мог взять в толк, почему Маринка так долго плакала. Сам он о большой семье не мечтал и отнесся к известию спокойно, но жена переживала его долго, и как-то совершенно случайно из ненароком подслушанного разговора с подругой он с удивлением услышал, как Маринка назвала себя бракованной, словно могла быть испорчена, как негодная техника.

– Ты бы поняла меня, – сказал он сам себе, прислушиваясь под дверью. Заставка из телешоу давно отыграла, было за полночь, но телевизор не умолкал, а полоска света из-под двери ярче обозначилась в темноте.

Ты бы поняла меня, если бы была в домике. Если бы видела розовый, живой язык, шевелящийся на неподвижном пластмассовом лице, как маленькое насекомое.

Олег повернул ручку, потянул дверь на себя и вдруг подумал, что, даже если жена не спит, то сделает вид, будто его нет, будто в комнате она одна. И Олег наверняка мог бы войти, мог бы сесть и даже лечь рядом, а она бы не шевельнулась, уставившись в телевизор и ничего там не видя.

Он вдруг разозлился, и злость придала ему сил. Дверь поддалась легко, Олег вошел. Марина лежала на неубранной кровати и, кажется, действительно непритворно спала. В комнате было душно, стоял затхлый запах нестираных вещей, пота, хотелось распахнуть окна и выбежать вон, но спящая женщина с некрасивым опухшим лицом, утопленным в подушке, в заношенном домашнем костюме с расплывшимся коричневым пятном на коленке не показалась ему чужой, на что Олег втайне надеялся.

Он подошел и, перед тем как начать, некоторое время разглядывал ее, но это было лишнее: с каждым мгновением, с каждым вздохом решимость слабела, и медлить было нельзя.

Начал с рук, зафиксировать их сразу – самое разумное. Он действовал осторожно, мягко, насколько возможно, хоть и думал, что предосторожности излишни и Маринка проснется сразу, но жена спала глубоко, на самом дне сонного колодца, только что-то промычала, неразборчиво и жалобно. Очнулась она, когда Олег заканчивал со второй рукой. Слабо дернулась, еще не понимая, что происходит, и Олег поспешил воспользоваться моментом, затянул стяжку резко и сильно, слишком быстро. Внезапная боль окончательно выдернула Маринку из сна, и Олег навалился на нее всем телом, вжимая в кровать, нашаривая рукой заготовленный скотч.

– Что ты делаешь? Олег! – К счастью, еще не понимая, что происходит, Маринка не кричала, только бестолково дергалась, извиваясь под ним, пытаясь сбросить, но какие шансы у женщины, застигнутой спросонья, с привязанными к решетке кровати руками? А ведь сама такую выбрала, беленькую, с какими-то завитушками. Маринка рычала, крутила головой, попыталась укусить его, задрыгала ногами.

Но он заклеил Маринке рот, и теперь, в домашнем костюмчике, с привязанными к спинке руками, она стала похожа на жертву маньяка из кинофильмов категории «дно».

Не глядя на нее, не давая воли эмоциям, Олег принялся фиксировать ноги. Маринка пару раз заехала ему коленом в бок, случайно – вот почему женщин так легко обезвредить: в борьбе они все время расходуют ресурс на лишние движения, бьют плашмя, не целясь и не глядя, точно исход схватки решает чистая удача.

Ее