Да родится искра - narsyy

Глава 20 - Сердце на двоих

Сквозь пелену сновидений донесся далекий знакомый голос. Она открыла глаза, подняла голову и подивилась тем, куда на этот раз занесла ее подружка ночь. Под ней мягким пухом расстилалась невиданного размера кровать с белоснежной простыней, на краю ее забытым горным хребтом покоились скинутое во сне одеяло и груда подушек, дутых, как грозовые тучи.

Девушка отвела плотный балдахин, затемнявший ее птичье гнездышко, и зажмурилась от непривычно яркого света, заливавшего комнату. Легкий весенний ветерок ласково трепал шелковую занавесь на окнах перед ней — таких широких, что при желании в них мог забраться и медведь. Она свесила ноги с кровати и тотчас обнаружила, что вместо шерстяных соккров на ней длинные, тонкие и тягучие хосы до самых бедер. Такой одежды у нее отродясь не было.

По мягкому ворсу ковра она подлетела к окну, но снаружи все застлал молочный туман, и дальше собственной руки ничего не было видно, только мутное солнечное пятно едва проглядывало сквозь эту белесую пелену. Она вдохнула напитанный влагой терпкий воздух и тотчас поняла, что далека от родного дома.

Какое-то время она разминала затекшие плечи и поясницу, пытаясь выловить в бушующем водовороте мыслей воспоминания о том, что с ней приключилось. Но чем глубже она погружалась в память, тем сильнее ужасалась ее разорению. Даже собственное имя вспомнила с трудом и какое-то время вертела на языке, произнося так и эдак.

«Аммия? Разве так меня называли? Хм. Вроде бы да».

Разобравшись с этим простым делом, Жердинка осмотрела покои и поразилась их богатству и аляповатости. Стены были обтянуты настоящей парчой, в одном углу возвышались тонкогорлые кувшины в рост человека, на которых пестрели разноцветные причудливые узоры, в другом — поблескивали окованные золотом сундуки. На прикроватном столике виднелось несколько резных шкатулок, полных жемчуга и самоцветов, а рядом — серебряный кубок, украшенный незнакомыми вензелями, и графин с рубиновым вином, попробовать которое она не решилась.

От массивного, чернеющего медвежьей пастью камина веяло теплом, что отгоняло сырость. Она присела возле него, поворошила угли кочергой, дунула, и лицо ее вмиг озарилось багровыми отблесками. Отчего-то ей захотелось подольше поглядеть на огонь. Пламя будто проявляло тайные знаки, от которых воспоминания ее мало-помалу слетались к нему, как мотыльки.

Таинство. Черное солнце. Палетта. Тряпичник.

Аммия помнила тот чудовищный, поглощающий все и вся рев, что пронесся над Лысым холмом, будто ураган, помнила облаченных в черное фанатиков, покорно лишивших себя жизни, дабы свершилось нечто, задуманное их госпожой. Нечто, чего Аммия разуметь была не в силах. Сама она чувствовала себя вполне здоровой: руки, ноги на месте, ничего не болит, даже накатившая в тот день головная боль оставила ее.

Двери легко поддались. Она сошла по ступеням к коридору, такому громадному, что по нему могли проехать четверо всадников в ряд, не задевая друг друга. Вокруг стояла полнейшая тишина. Все в этом великаньем дворце словно забыли об ее существовании.

По начищенному до блеска, искрящемуся камню, которого на севере не знали, озираясь, как простушка, не видавшая ничего, кроме землянки, стада овец и выпасного луга, она зашагала мимо пузатых комодов и изящных столов с витыми ножками, на которых благоухали нежностью голубоватые, будто только что сорванные цветы в хрупких стеклянных вазах. Картины и гобелены в резных рамах украшали коридор на всем протяжении, подчеркивая непозволительную, безумную, волшебную роскошь. Дивные пейзажи, портреты выряженных в невиданные одежды мужей и девиц со строгими и надменными лицами, воины, закованные в зеркальную сталь, горделивые венценосные правители, что с помоста воздевали руки над толпой — от буйства красок у Аммии зарябило в глазах.

Посреди этого радужного соцветия особняком выделялось одно написанное углем полотно, сюжет которого показался ей знакомым. Изображена на нем была укрытая призрачным облачением костлявая нескладная фигура, что держала в руках какой-то сверток, больше всего походивший на замотанное в пеленки дитя. За спиной их вдаль простиралась утопающая во мраке не то земля, не то вода, подернутая волнами. Приглядевшись, Аммия сообразила, что весь задний фон представлял собой складки их странного савана. Голову человека — она не знала, мужчина это или женщина — окружал ореол света, не затронутый углем, а лица его не было видно совсем, отчего картина производила гнетущее впечатление. Аммия никак не могла вспомнить, где раньше видела подобное.

С трудом она оторвалась от холста и двинулась дальше.

Проход ветвился на четыре стороны, и глаза разбегались от того, сколько тут места и как всего много. Девушка решила заглянуть в одну из комнат и окаменела, воззрившись на целые шеренги высоченных шкафов, доверху набитых увесистыми фолиантами и свитками. Глаза ее загорелись. Она впорхнула было внутрь, но сзади вдруг вновь послышался чей-то голос.

Разом позабыв про книги, Аммия выскочила в коридор и двинулась на звук. Скоро она добрела до зала столь обширного, что не сразу ей хватило храбрости войти. Жердинка ощутила себя крохотным муравьем, что прополз под дверью и очутился в бесконечном большом и пугающем жилище исполинов-людей.

Мощные рельефные столбы подпирали арочный потолок, лишь контуры которого проступали во тьме. Зеркальный пол скорее походил на ледяную гладь реки и слепил глаза. По боковинам зала слабо светились выложенные разноцветным стеклом окна.

Здесь тоже царила пугающая тишь.

— Эй! Есть люди?!

Голос ее разнесся по залу и отозвался громким эхом, но ответа не было. Людей будто смыло приливной волной, не оставившей ни следа, ни пылинки, ни грязного пятна — всюду завладела ослепительная белизна и безжизненный мертвенный холод.

Аммия принялась рассуждать, куда же ее забросило. Богатейшим городом во все времена слыл Теим, что некогда стоял на пересечении множества торговых путей. Он уже много лет как превратился в пожранный чумой могильник, но, может, ее занесло в прошлое, в те времена, когда властители Теима были на пике могущества. Изысканное великолепие убранства, затейливый орнамент на золоченых рамах, незнакомые мотивы рисунков на коврах — всего этого нельзя было представить ни в Городе Тысячи Башен, ни в Сорне, ни в Приречье, ни тем более в Искре. И все же часто ли на юге стоит такой густой туман? Был бы с ней Феор…

Тут вдалеке у последней в ряду колонны показалась чья-то щуплая фигура. Сперва Аммия перетрусила и спряталась, но потом смекнула, что она лишь невесомая тень, и ничего ей не грозит. Она выглянула из-за колонны и сообразила, что это всего-навсего ее отражение в гигантском зеркале, вставленным в широкий дверной створ по центру зала, отчего