Повести и рассказы - Джо Хилл

Щепка величиной с кухонный нож воткнулась ему в левый глаз. Мальчик открывал и закрывал рот, из которого вырывалось лишь непонятное бульканье. Келлауэю был виден его розовато поблескивающий мозг. Казалось, тот пульсировал, бился, словно сердце. Джордж пытался сказать что-то, но выходили одни влажные, чмокающие звуки.

Застыв в недоумении, Келлауэй смотрел вниз на сына. Это было сродни оптической иллюзии, чему-то, не имевшему смысла.

Холли стояла в четырех шагах, прижав к щеке сотовый телефон. На ней были белые брюки и зеленая безрукавка, волосы покрывало свернутое в узел полотенце. Как и Джордж, она открывала и закрывала рот, не издавая ни звука.

Выстрел, казалось, грянул снова, потом еще раз, только внутри, у Келлауэя в голове. Какое-то время он страшно кричал, прежде чем осознал это. Не помнил, когда упал на одно колено. Не помнил, как, отложив «глок», нежно положил руку на грудь сына. Время попросту скакнуло вперед, и он оказался склоненным над своим ребенком. Время вновь скакнуло, и Холли стояла на коленях у головы Джорджа, охватив ладонями кровавые остатки его черепа. Кровь заливала ее белые брюки. Джордж больше не пытался заговорить. Холли положила телефон у колена, и кто-то на другом конце линии выспрашивал: «Алло? Мисс? Алло?» Оператор службы неотложной помощи, обращающийся к ним из иной галактики.

Келлауэй сделал еще один глубокий вдох и убедился, что кричал он страшно. В горле саднило и першило. Он держал руку на груди сына, сунул ее под рубашку, чувствуя теплоту кожи. Он чувствовал, как билось в груди сердечко Джорджа — быстро, неистово, испуганно, запинаясь. Он почувствовал, когда оно остановилось.

Холли рыдала, слезы падали Джорджу на лицо. Бледное, оно хранило выражение удивления.

— Это ты велела ему запереться, — сказал ей Келлауэй. В его сознание никак не вмещалось, что его сын, еще две минуты назад живой и здоровый, теперь лежал мертвый со стертым лицом. Все было чересчур неожиданно, чтобы обрести смысл.

— Нет, — произнесла Фрэнсис.

Она стояла в гостиной, по другую сторону низкой перегородки. И держала в одной руке вазу. Ему представилось, что ею овладел героический порыв размозжить ему череп этой вазой, но свояченица, казалось, шевельнуться не могла. Все они замерли на своих местах, потрясенные бессмыслицей смерти Джорджа от единого выстрела.

— Он увидел тебя раньше нас обеих. Видел, как ты шел, и испугался, — говорила Фрэнсис. Ее трясло. — У тебя был пистолет.

— Он у меня до сих пор есть, дурища ты гребаная, — рявкнул Келлауэй.

Оказалось, что муж-подкаблучник Фрэнсис, Элайджа, прятался в спальне. К тому времени, когда Келлауэй отыскал его, ружье было пусто. Три пули он всадил во Фрэнсис и одну — в Холли, когда та пыталась выбежать в дверь. Но в «глоке» все еще оставалось четырнадцать патронов, а ему был нужен всего один, чтобы покончить со своим делом.

11 час. 03 мин.

Он мог бы сидеть рядом с Джорджем вечно.

Раз за разом, снова и снова перебирал он в мыслях, что же произошло.

Келлауэю рисовалось это так: он пересек дворик, подошел к двери и прострелил дыру в замке, распахнул дверь, и Джордж был там, только в полном здравии, присел на карточки, обхватив руками голову; он подхватил сына одной рукой и навел ружье на Холли, отступая к входной двери. «Ты побыла с ним, теперь мой черед».

Или, на пробу, так: он пересек дворик, дошел до входной двери и прострелил в ней дыру, выбив замок и заодно попав Фрэнсис в живот. Это она стояла за дверью, а не Джордж. Что Джорджу там было делать? Не было в том никакого смысла. С чего бы это Джорджу пугаться его?

Ему виделось, как он проходит по двору к входной двери, а Джордж распахивает ее, когда он еще и до порога не дошел, и бежит к нему с криком: «Папочка!» — широко раскинув руки. Так это и было, когда Джордж с Холли жили вместе с ним. Джордж кричал: «Папочка!» — всякий раз, когда он приходил домой с работы, словно бы не видел его несколько месяцев, а не всего какие-то часы — и всегда бегом бежал ему навстречу.

От всех этих мыслей Келлауэя оторвал звук: кто-то в соседней комнате произносил его имя, низким, отдаленным голосом. Уж не Фрэнсис ли, подумалось, хотя он и не мог себе представить, как она могла бы остаться в живых. Вон, кишки ее по всему ковру валяются. Два заряда из ружья только что ее пополам не разорвали, аккурат над самой талией.

Он все еще держал ручонку Джорджа: уже холодную, конечности остывают до того быстро, стоит лишь кровообращению прекратиться, — теперь сложил ее на маленькой хилой груди мальчика и встал. Низкая перегородка отделяла площадку у входа от гостиной. Фрэнсис лежала на спине. На месте, где полагалось бы быть животу, красовалось красно-черное месиво изуродованных внутренностей. Третья пуля пробила ей дыру с кулак в левой стороне шеи. Похоже было на то, что часть шеи ей какой-то зверь вырвал. Он решил, что примерно именно так и случилось, а зверем тем был он.

И не Холли произносила его имя. Холли бросилась на кухню, там она и лежала сейчас лицом вниз, вытянув руки вперед, как ребенок, делающий вид, будто он летает. Он попал ей в сердце, куда и она ему угодила.

Голос, который он слышал, доносился из телевизора. Решительный темноволосый ведущий новостей говорил, что была найдена пуля, спрятанная в туалете, и что эта находка подвергает серьезному сомнению историю, рассказанную Рэндалом Келлауэем. Зажжение свечей, сообщил телеведущий, было внезапно отменено без каких-либо объяснений. Новые волнующие свидетельства, сказал он, были подтверждены журналистской из «Дайджеста». Ведущий произнес имя журналистки… и Келлауэй его тоже произнес — очень тихо.

Почему Джордж забоялся его? Потому что Айша Лантернгласс убедила его бояться. Она всему свету поведала, что уже много дней Келлауэй — это человек, внушающий страх. Может быть, не в открытую. Зато на это намекала каждая написанная ею строка, каждое проникновенное измышление. Когда он увидел ее на автостоянке, и она сверкнула перед ним своими белыми зубами, ее сияющий взгляд говорил: «Я тебя прижму, лгунишка. Я тебя крепко прижму». Эта мысль доставляла ей радость, он видел это по ее лицу.

Прежде чем уйти, он, словно на сон грядущий, поцеловал Джорджа в то, что осталось от его лба.

11 час. 26 мин.

Лантернгласс ползла в машине всю последнюю четверть мили до редакции, находившейся на западной окраине города. Дым накатывался на шоссе удушливыми желтыми клубами, которые едва-едва