Кейта: Дочь Леса. Книга 1 - Мария Эмви

входя в раж. — Они послали моим детям испытание, какое посылают лишь мужу и жене, чтобы проверить их верность друг другу! Они прошли его! Инсин спас Аяну, а она ждала его, не теряя надежды! Их союз благословлен самим Небом!

Бату, оправившись от шока, первым понял замысел отца. Это был сильный политический ход. Свадьба не просто укрепит род, она превратит сегодняшнюю историю из позорного провала разведки в героический эпос, в божественное знамение. Воины, вдохновленные таким чудом, пойдут на север с удвоенной яростью.

— Свадьба укрепит наш боевой дух! — подтвердил догадку сына хан. — Она станет нашей тамгой, нашим знаменем победы! Поход на север откладывается. Три дня мы будем праздновать союз моих детей, а затем, с новыми силами и благословением духов, мы сотрем ненавистных лесных колдунов с лица земли. Да будет так!

Толпа, только что боявшаяся Инсина как призрака, теперь взорвалась восторженными криками. Люди любят чудеса и любят праздники — весть о свадьбе мгновенно затмила все странности и подозрения. Инсин стоял посреди этого ревущего моря и ничего не слышал. Слово «свадьба» билось в его висках раненой птицей. Раньше эта новость была для него просто омерзительной, противоестественной. Но сейчас… сейчас она была пыткой. Боль, которую он испытал, была острее и глубже, чем та, что он чувствовал утром. Потому что теперь не только Аяна носила в своем сердце образ другого человека.

Перед его внутренним взором стояло ее лицо. Лицо лесной ведьмы. Ее невозможно синие глаза, полные ярости во время боя. Не оставшееся в трезвой памяти, но въевшееся на закромах подсознания тепло ее губ, когда она вдыхала в него жизнь. Инсин пытался отогнать этот образ, но он впечатался в его память, в его душу, стал частью его самого. Он думал, что спасает сестру от брака без любви, а теперь его самого вели на этот жертвенный алтарь. И в отличие от Аяны, у него не было даже надежды на побег. Степной воин был сыном хана, героем дня. И он должен был сыграть свою роль до конца.

Инсин многозначительно посмотрел на Аяну. Она смотрела на брата, и в ее глазах стоял немой, отчаянный вопрос. Тот едва заметно покачал головой. «Прости. Я не смог». Взгляд юноши скользнул дальше и встретился со взглядом Бату. Старший брат смотрел на него с новой, еще более изощренной ненавистью. Он не смог убить Инсина физически. Но теперь отец, сам того не зная, приготовил для своего любимчика другую, медленную и мучительную казнь. И Бату будет с наслаждением за ней наблюдать.

Инсин опустил голову, скрывая ото всех бурю, бушевавшую в его душе. Юноша чувствовал себя так, словно снова тонет. Только на этот раз не в болоте, а в воле своего отца, в обычаях своего народа и неотвратимости своей судьбы. И он знал, что на этот раз никто не придет, чтобы его спасти.

Когда шум снаружи немного утих, сменившись гулом предпраздничного пиршества, Аяна тихо скользнула в гэр Инсина. Юноша сидел один у едва тлеющего очага, отрешенно глядя на огонь. Он даже не помылся и не переоделся — на нем все еще была грязная, пахнущая болотом одежда. Сестра молча опустилась на шкуры рядом с ним. Некоторое время они просто сидели в тишине, слушая далекие крики и смех соплеменников, праздновавших их обреченность.

— Прости меня, иним, — наконец прошептала Аяна, и ее голос был хрупким, как осенний лед. — Это я во всем виновата. Если бы я не…

— Ты ни в чем не виновата, — строго оборвал ее Инсин, не поворачивая головы. — Ты хотела быть свободной, в этом нет вины. Вина в тех, кто строит клетки.

Он повернулся к девушке, и в тусклом свете очага Аяна увидела, каким усталым и взрослым стало его лицо за этот один день.

— Я подвела тебя. Я подвела Темуджина, — она сглотнула комок в горле. — Он должен был ждать меня у Скалы. А я не пришла. Он подумает, что я его предала…

— Он поймет, — тихо прошептал Инсин. — Твой любимый хорошо знает нашего отца.

— Поймет, но не простит, — горько усмехнулась Аяна. — Какая разница, почему женщина не пришла на встречу? Важно лишь то, что ее там не было. Теперь все кончено…

В ее голосе звучало такое бездонное отчаяние, что Инсину стало страшно. Он видел, как блестят ее глаза, но слез не было. Словно все они уже выгорели изнутри, оставив после себя лишь пепел. Она говорила о Темуджине, но на самом деле словно прощалась с самой жизнью. Девушка не хотела обременять брата своими тяжелыми мыслями, но решение уже зрело в ее душе, холодное и твердое.

— Не говори так, — Инсин взял ее холодную маленькую ручку в свою ладонь. — Мы что-нибудь придумаем. После похода… Когда отец смягчится…

— Он не смягчится, — воительница обреченно покачала головой, и в ее глазах отразились угли очага. — Хан никогда не меняет своих решений. Ты же знаешь. Для него наша свадьба — это уже свершившийся факт. Такая же часть похода, как заточка стрел.

Аяна посмотрела на брата, и в ее взгляде промелькнула тень былой нежности.

— Мне жаль, что я втянула тебя в это, дорогой мой иним. Я думала только о себе. А теперь из-за меня страдаешь и ты! Тебе придется связать свою жизнь с сестрой, которую ты не любишь.

Инсин нахмурился и отвел взгляд. Он смотрел на огонь, и в его пламени ему снова виделись глаза. Синие, как лесные озера, как бескрайний океан. Юноша тяжело выдохнул. Только Аяне. Только ей он мог приоткрыть ту боль, что разрывала его изнутри.

— Дело не в том, что я не люблю тебя, эдьиий, — произнес он тихо, и слова давались юноше с трудом. — Я люблю тебя больше всех на свете! Как сестру. Но… ты права. На моем сердце тоже лежит непосильная тяжесть.

Аяна удивленно посмотрела на него, захлопав глазами.

— Что ты имеешь в виду?

— Сегодня… там, у топей… — степной воин замолчал, подбирая слова. — Когда я сражался с той предводительницей шаманов… Это было странно. Я не чувствовал ненависти. Я чувствовал… что-то другое. Что-то, чего не должен был чувствовать к врагу.

Он поднял на сестру глаза, и в них была такая растерянность, такая мука, что Аяна на миг забыла о собственном горе.

— Я не знаю, кто