О чем молчит река - Изабель Ибаньез

какой бы она ни была. Чем он занимался по ночам? Я не могла вообразить его по ту сторону закона. Сейчас он больше походил на дядю, которого я помнила. Звучный голос, добрая улыбка. Расстегнутая рубашка обнажала бронзовую шею, а волосы были зачесаны назад и спрятаны под кожаную шляпу. На нем были поношенные брюки, подвернутые у щиколоток поверх потертых рабочих ботинок.

– Я видел тебя в холле. – Дядя окинул быстрым взглядом спальню моих родителей. – Я распоряжусь, чтобы вещи Лурдес и Кайо были собраны и отправлены тебе по почте, как только закончится сезон. Думаю, сразу после Нового года.

Я облизнула губы.

– Пожалуйста, передумай, дядя.

Tío Рикардо потер подбородок.

– Инес… – Он сглотнул. Мое имя прозвучало как мольба. – У меня нет времени присматривать за тобой. Я не смогу выполнять свою работу, беспокоясь о тебе. Посмотри, что произошло с твоими родителями. Вдруг с тобой что-нибудь случится, пока я буду занят? Я никогда себе этого не прощу. – Дядя покачал головой и резко сменил тему. – У тебя есть все необходимое?

Я подумала о тайных припасах и кивнула. Tío Рикардо огляделся и потянулся за моей холщовой сумкой. Мое сердце ухнуло, когда он взял ее в руки. Если он пороется в ней, то найдет кое-какие вещи моих родителей. Вещи, предназначенные для выживания в пустыне.

– Я помогу тебе донести сумки.

– В этом нет необходимости, – быстро ответила я. – Саллам уже обо всем договорился.

– Хорошо. – Дядя поставил сумку обратно на пол и прокашлялся. – У тебя есть деньги?

Я собиралась снова кивнуть, но вовремя спохватилась. Лишние деньги никогда не помешают. Я не знала, что меня ждало на пути к причалу через весь Каир. Tío Рикардо порылся в кармане и вытащил несколько египетских пиастров. Молча протянул монеты мне.

– Во сколько ты отплываешь? – спросила я.

– Завтра утром, но сегодня мы переночуем на борту «Элефантины». Я хочу, чтобы команда собралась заранее, чтобы не задерживаться на рассвете. – Дядя потеребил манжету своей рубашки. – Я договорился, что шаперонка встретит тебя внизу, в холле, через десять минут. Она немолода, но с радостью отправится с тобой в путешествие. К тому же, кроме нее, больше никто – буквально – не смог приехать так быстро. Очевидно, у нее есть друзья в Южной Америке, и она отправится к ним после того, как проводит тебя домой. Я также отправил твоей тете письмо с подробностями твоего приезда.

– Ты все продумал. – Я предприняла последнюю попытку переубедить его. Было бы намного проще шпионить за дядей, если он возьмет меня с собой. – Я не понимаю, зачем ты это делаешь.

– Однажды ты поймешь, – ответил дядя. – И, возможно, тогда ты простишь меня.

Он склонил голову и вышел. Я уставилась ему вслед, не в силах выбросить из головы эти слова: его искренность удивила меня. Я прикусила губу, размышляя.

Но сколько бы я ни обдумывала последние слова дяди, я все равно не могла понять, что он имел в виду.

Я всегда была непростым ребенком. Постоянно пряталась, когда хотела побыть одна, бродила по окрестностям, когда мне велели оставаться дома. Поначалу я больше всего капризничала, когда родители были дома. Я думала, что если они увидят, какой непослушной я стала, то, возможно, они останутся со мной подольше. Но папе нравилась моя независимость, и он всегда поощрял мои многочисленные интересы. Только Mamá могла меня приструнить, постоянно напоминая о своих ожиданиях. А их было немало. Я училась вести себя прилично, но как только они уезжали в Египет… стремление к бунту вспыхивало снова.

И слава богу.

По дороге в холл у меня было достаточно времени, чтобы продумать каждый шаг и действие своего наспех составленного плана. Внешне я старалась вести себя как обычно, надеясь не выдать внутреннего смятения. К тому времени, как я добралась до первого этажа, мои ладони были скользкими от пота.

Что, если у меня не получится?

В холле «Шепердса» толпились элегантно одетые гости, ожидавшие, когда их впустят в обеденный зал. Они стояли группами, и общий гул голосов эхом разносился по переполненной комнате. Дамы были в изысканных вечерних платьях, джентльмены – в элегантных пиджаках, начищенных туфлях и искусно повязанных галстуках. Некоторые из них курили. Египтяне непринужденно болтали, кисточки на их тарбушах покачивались в такт оживленной беседе. В холле собралось не меньше ста, а то и все двести человек, которые перекрыли прямой путь к выходу.

В толпе, возвышаясь почти на голову над половиной присутствующих, стоял мистер Хейз, одетый как никогда элегантно. Черный вечерний костюм оттенял загорелое лицо, одежда была опрятной и отглаженной. Ни единой складки. Он разговаривал с моим дядей, хмурясь и бурно жестикулируя. У меня перехватило дыхание, но я сдержалась. Вероятно, в этот момент мистер Хейз сдавал меня. По правде говоря, меня бы это не удивило. Tío Рикардо слушал жалобы мистера Хейза с каменным лицом.

Затем блуждающий взгляд дяди нашел меня в другом конце зала.

Мистер Хейз обернулся. При виде меня он выпрямился. Взгляд его голубых глаз задержался на моем лице, затем медленно опустился на мое аккуратное дорожное платье и сумки, которые я сжимала в одной руке. Стиснув зубы, он отвернулся, что-то сказал моему дяде и направился в обеденный зал.

По какой-то необъяснимой причине мой желудок сжался при виде его удаляющейся спины. Я пожала плечами, словно пытаясь отмахнуться от странного чувства. Tío Рикардо шагнул ко мне, оглядев мои вещи.

– Можешь отдать это Салламу. Он отнесет их к остальным вещам.

Я думала, дядя накричит на меня. Будет в бешенстве.

– Это все, что ты хотел сказать?

– Я сказал все необходимое, – ответил Tío Рикардо.

Я нахмурилась.

– Нет, я имела в виду… – Я осеклась, когда поняла, что мистер Хейз не рассказал моему дяде о нашем совместном дне.

Мое предположение оказалось совершенно неверным. Меня охватило изумление. Вернулось странное чувство, бабочка затрепетала где-то глубоко в животе. Я намеренно отвернулась от обеденного зала.

– Что…

– Я могу сама их донести, – сказала я, отвечая на его предыдущий вопрос. – Это не затруднит меня.

– Хорошо, – ответил Tío Рикардо. – Пойдем, я познакомлю тебя с твоей компаньонкой.

Дяде не терпелось передать меня в чужие руки. Он повел меня сквозь редеющую толпу к пожилой даме, которая растерянно моргала. На ней было элегантное шелковое платье в полоску с традиционным турнюром. Наверное, ей было уже за восемьдесят. Корсет подчеркивал тонкую талию, а с запястья свисал зонтик в тон. Лицо женщины выглядело дружелюбным, хотя и немного рассеянным, взгляд был открытым, а вокруг глаз разбегались глубокие морщины, оставленные долгими годами смеха.