Что это за мать... - Клэй Маклауд Чэпмен

Найди маяк на Стингрей-Пойнт. Если держать его луч по правому борту, ты найдешь устье реки Пьянкатанк. Это не самая большая река, конечно. Не более чем эстуарий, чьи течения встречаются с океанским приливом. Ее смешанная солоноватая вода извивается вглубь суши, идя параллельно Раппаханнок в нескольких милях к северу. Две реки образуют полуостров, выступающий из Вирджинии, как обвиняющий палец, укоряющий океан.

Дом моей семьи был на верхнем суставе, менее чем в паре миль от Чесапика. Наш дом всегда был открыт для самых суровых стихий. Сильные дожди, ураганы. Какая бы погода ни налетала, мы встречали ее первыми.

Я вырос в этом доме. Мне было суждено однажды вырастить в нем свою собственную семью.

К марту, когда погода прогревается после зимы, первыми предвестниками весны становятся скопы, строящие гнезда вдоль водных путей. Рыбные ястребы гнездятся на вершинах канальных маркеров. Скворцы начинают щебетать, гракли — каркать. Их горла раскрываются, и они визжат с каждым взмахом крыльев.

Моя мать начинала сажать в начале весны, размечая почву для каждого овоща, который мог вырасти в тесных пределах ее участка.

Картошка говорит: «Если посадишь меня в марте — ты шутишь надо мной. Если посадишь в апреле — я вырасту, раз, два, три!»

Я был воспитан этой рекой. Большинство детей, которых я знал, оставались на попечении телевизора, пока их родители работали на каких-то подработках, но вода всегда присматривала за мной.

У меня никогда не было домика на дереве, но у меня точно был утиный шалаш. Он возвышался над нашим домом полвека, выдерживая паводки от пятнадцати разных ураганов, принимая на себя удары сильных ветров и суровых зим. Шалаш стоит на четырех столбах, вбитых в русло реки и залитых бетоном, с полом из толстых досок. Его крыша сделана из обработанного дуба. Заросли ивы покрывают его каркас, маскируя искусственную оболочку под естественный вид, будто это всего лишь участок камыша, выросшего из воды.

Рассвет выгоняет крякв из гнезд и отправляет их стаями в небо. Солнце всегда бросает свой первый свет сзади. Создает идеальную тень, в которой может спрятаться охотник. В шалаше могут уместиться до трех человек. Они направляют свою лодку в водяной гараж и ждут птиц.

Я всегда знал, что в том шалаше прячутся мужчины, сливаясь с кустами и болотом. Я готов был поклясться, что чувствовал их взгляды на себе. Слыша их утиные манки, я всегда думал, что эти охотники смеются надо мной. Дразнят меня.

Каждое утро, на протяжении всего сезона охоты, резкий грохот ружей разрывал прохладный утренний воздух. Звучало, как надвигающаяся буря без облаков, тяжелая и звучная. С каждым выстрелом я видел, как утка мгновенно обмякала в воздухе. Они падали в воду с тяжелым плюхом .

Я никогда не брал в руки ружье, предпочитая страницы книги ремингтону. Большинство мужчин чувствовали эту мою тревогу. Это делало меня такой же мишенью, как и эти чертовы утки. Никто не знал, что со мной делать. Ни моя мать. Уж точно не мой отец, где бы он ни был. Ни один из отцов в моей жизни. Уроды всегда были в сезоне, поэтому мне приходилось прятаться, чтобы выжить.

Я встретил твою мать в том утином шалаше.

Как только становится достаточно тепло, реку захватывают скоростные катера. Каноэ. Гидроциклы. Некоторые плавают от берега до берега. Утиный шалаш находится прямо посередине реки. Идеальное место для отдыха между заплывами. Дети всегда забираются на крышу, чтобы погреться на солнце.

Мне было пятнадцать лет тем летом, когда я впервые попытался переплыть Пьянкатанк. Я не был пловцом уровня Олимпиады, но знал, что смогу сделать это туда и обратно, если просто сосредоточусь.

Мое любимое время для плавания — ночь, после того как лодки уходили. Каждое лето без fail была история о том, как какому-то ребенку проломили череп гидроциклом, пронесшимся прямо над головой.

Ночь была самым безопасным временем для плавания, когда река принадлежала только мне. Только мне и любой живности, что называла эти черные воды домом. Я пробирался наружу, когда все уже засыпали. Раздевался до нижнего белья на краю нашего дока, иногда и меньше, и скользил в воду. Река всегда была теплой, как стакан молока, подогретого на плите. Я плыл к утиному шалашу и забирался на его крышу. Не нужно было плыть через всю реку. Середина была вполне подходящей. Я мог оставаться там часами. Просто лежать на спине, впитывать звезды и поражаться величине окружающей меня тишины.

— Занято , — раздался из темноты девичий голос.

Я чуть не обделался от испуга. Откуда, черт возьми, она взялась?

— Прости, — сказал девичий голос, смеясь. — Не хотела пугать.

В кромешной тьме я не мог ее разглядеть. Все, что я видел, — размытый силуэт девушки, призрачно-бледной, ее плечи блестели в лунном свете.

— Меня зовут Грейс, — сказала она, и в моей голове пронеслось:

Потрясающе.

— Ты не первый, кто пошутил так.

Черт. Я не осознал, что сказал это вслух. Думал, только подумал.

— Так… Ты скажешь мне свое имя? Или мне надо угадывать?