Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс

– Да, и последний вопрос. Вчера, после того как я ушел, вы не заметили, выходил ли из библиотеки старый джентльмен, по виду священник, в таком… э-э… черном облачении? Я подумал, вдруг он… то есть, возможно, он еще оставался… в общем, вдруг я его знаю.

– Нет, сэр, точно нет. После вас отсюда вышли только два джентльмена, оба нестарые: мистер Картер с нотами и один профессор с парой романов. Больше никто не выходил. И я наконец сел выпить чаю… Премного благодарен, сэр.

Встревоженный оборотом событий, мистер Элдред нанял кеб и поехал к мистеру Гарретту, однако молодой человек был не в состоянии принимать посетителей. По мнению квартирной хозяйки, ему стало лучше, но он все еще не оправился от случившегося. Сославшись на доктора, она посоветовала мистеру Элдреду перенести свой визит на утро. В сумерках мистер Элдред вернулся в гостиницу, где провел, сдается мне, не самый веселый вечер.

На следующий день ему удалось-таки повидаться с мистером Гарреттом. Когда мистер Гарретт пребывал в добром здравии, это был жизнерадостный молодой человек весьма приятной наружности. Но сейчас он являл собой какое-то жалкое, бледное существо, обложенное подушками в кресле у камина; он ежеминутно вздрагивал и косился на дверь. Впрочем, если больной и опасался нежелательных визитеров, мистер Элдред был очевидно не из их числа.

– Нет, это вы примите мои извинения! Я ужасно переживал, что не знаю вашего адреса и не могу с вами объясниться. И теперь очень рад видеть вас у себя. Простите великодушно, что доставил вам столько беспокойства, но, поверьте, я никак не мог предвидеть такого… того, что случилось со мной.

– Само собой! Однако… Я в некотором роде доктор. Могу я спросить вас… Не сомневаюсь, вы уже получили необходимые рекомендации, и все же… Вы упали?

– Нет. То есть я действительно рухнул на пол… но не с высоты, не оттого что закружилась голова. Я упал от… потрясения.

– Иными словами, вас что-то напугало. Померещилось что-нибудь?

– Боюсь, не померещилось. Я на самом деле кое-что увидел. Помните тот день, когда вы в первый раз пришли в библиотеку?

– Ну конечно. Только прошу вас, не надо ничего описывать… Воспоминания не пойдут вам на пользу.

– Напротив. Думаю, мне станет легче, если я расскажу об этом кому-то вроде вас: возможно, вы сумеете найти рациональное объяснение. Едва я зашел в отдел, где хранится ваша книга…

– Не нужно, мистер Гарретт, я настаиваю. Помимо всего прочего, у меня не так много времени, я еще должен собрать вещи и успеть на поезд. Нет, ни слова больше – это расстроит вас сильнее, чем вы можете себе представить. Напоследок позвольте мне сказать… Я поневоле чувствую свою вину за ваше нездоровье и хотел бы возместить вам расходы, которые выражаются в… мм?..

Его предложение было решительно отклонено. Мистер Элдред не стал тратить время на уговоры и откланялся, но, прежде чем он вышел за дверь, мистер Гарретт сунул ему в руку записку с библиотечным индексом трактата Миддот, чтобы он при желании мог самостоятельно отыскать книгу в библиотеке. Но мистер Элдред там больше не появлялся.

В тот же день Уильяма Гарретта посетил некий Джордж Эрл – его сверстник и коллега. Эрл был среди тех, кто обнаружил Гарретта лежащим без чувств на полу у выхода из так называемого отдела гебраистики – закутка с книгами на иврите, примыкавшего к центральному проходу в широкой галерее. С той минуты он не переставал тревожиться о здоровье товарища. Едва библиотека закрылась для читателей, Эрл примчался к нему.

– Послушай, старина, – сказал он (сперва потолковав о том о сем), – я понятия не имею, отчего ты вдруг почувствовал себя скверно, но у меня такое впечатление, будто скверной отравлен самый воздух нашей библиотеки. Хочешь верь, хочешь нет, но перед тем, как мы наткнулись на тебя, я шел с Дэвисом по галерее и говорил ему: «Откуда здесь этот спертый, затхлый запах? Даже не знаю, с чем сравнить его. Таким надышишься – заболеешь». На минуту представь, что кто-то долго живет в атмосфере зловония, – а ничего отвратительнее мой нос в жизни не нюхал, уверяю тебя!.. Ведь раньше или позже организм насквозь пропитается этим мерзким духом и сам начнет источать его, как ты думаешь?

Гарретт замотал головой.

– Запах запахом, но он не висит в воздухе постоянно, хотя в последние два дня я тоже замечал… что-то вроде невероятно сильного запаха трухи или тлена. Нет, не в том дело – на меня подействовало не это, а то, что я увидел. Давай я тебе расскажу. Я зашел в отдел гебраистики взять книгу для читателя, который ожидал меня в вестибюле, – ту самую, с которой я накануне допустил оплошность. Тогда я по просьбе того же человека поднялся в отдел и увидел, как старик-священник в рясе снял ее с полки. Своему клиенту я сообщил, что книга «на руках». С тем он и ушел, чтобы назавтра снова прийти за ней. А я вернулся наверх спросить у священника, нельзя ли ненадолго забрать ее у него, но священника нигде не было, а книга стояла на месте. На следующий день, то есть вчера, я опять поднялся в отдел, как уже сказал тебе, и – кто бы мог подумать! – в десять часов утра, при наилучшем освещении, какое только бывает в этих темных отделах, – я вновь вижу давешнего священника: стоит спиной ко мне и разглядывает книги на нужной мне полке, и голова у него такая страшная, лысая!.. (Шляпу он оставил на столе.) Я уставился на него, точно завороженный. На редкость уродливая лысая голова, говорю я тебе. И вид у нее был какой-то неживой, словно она вся высохла и наполовину истлела, а редкие тонкие волоски больше напоминали паутину, чем обычный человеческий волос. Я кашлянул, шаркнул ногой – словом, немного пошумел, желая привлечь его внимание. Он обернулся, и я увидел его лицо – совершенно мне незнакомое. Говорю тебе, я не мог ошибиться! Хотя нижней части лица я по какой-то причине не разглядел, зато верхнюю разглядел лучше некуда: сухая, как у мумии, с провалами глазниц, затянутыми от бровей до скул паутиной… густой паутиной! Вот отчего я лишился чувств, как принято выражаться, и больше мне сказать нечего.

Какие бы объяснения вышеописанному феномену ни предложил Эрл, нам нет до них дела, поскольку они не смогли убедить Гарретта, что он не видел того, что видел.

Прежде чем Уильям Гарретт вновь