Кейта: Дочь Леса. Книга 1 - Мария Эмви

прозвучал резко и требовательно. Старик вздрогнул плечами и резко обернулся. Увидев ее, он замер, глядя на девушку то ли как на призрака, то ли как на болотного абаасы, решившего присоединиться к церемонии. В его глазах читался немой вопрос: «Откуда она здесь? И как, во имя всех духов, она смогла добраться сюда так быстро⁈». Кейта, не давая седобородому старцу опомниться, решительно направилась к нему, и ее лицо выражало праведный гнев.

— Что все это значит, почтенный⁈ — начала она, уперев руки в бока. — Что здесь происходит! Вы всем Советом срываетесь посреди ночи, никому ничего не сказав. Я просыпаюсь — а в айыле ни одного старейшины! Что вы себе такое позволяете? Думаете, мой отец одобрил бы такую самодеятельность⁈

Бедолага Ойгон отступил на шаг, ошеломленный таким напором. Он совершенно не ожидал увидеть ее здесь, а уж тем более — в таком разъяренном состоянии.

— Дитя, не нужно так тревожиться, — замямлил он, отпираясь, как мог. — Мы просто…

— «Просто» что? — не унималась Дочь Леса, вымещая на пожилом шамане всю свою тревогу, смущение и страх. — Проводите тайные ритуалы у меня за спиной! Пока я, ваша предводительница на время отсутствия отца, лежу больная, вы самовольно заключаете какие-то сделки⁈

Эрдэни и Содор молча наблюдали за этой сценой, приняв мудрое для их статуса решение — не вмешиваться.

— Но ты же была слаба, дитя. — нашелся наконец Ойгон. — После шаманской болезни… Нужен был покой! Мы не хотели тебя тревожить, ради твоего же блага.

— Для моего блага. — Кейта с ироничной насмешкой всплеснула руками. — Оставлять айыл беззащитным, без единого мудрого шамана — для моего блага! А если бы на нас напали? Кто бы защищал наших людей⁈ Вы, сидя здесь и водя хороводы с…

— Это я их попросил.

В момент, когда тирада юной шаманки достигла своего пика, а поседевший еще более за эти пару минут старец лишь успевал открывать и закрывать рот, как выброшенная на берег рыба, раздался спокойный, глубокий голос. Войдя в раж, Кейта даже не заметила, как с неосвещенной стороны к ним кто-то подошел. Инсин остановился по правую руку от девушки, заводя руки за спину. Он смотрел на нее, и в его глазах была лишь глубокая, бесконечная печаль и… нежность.

— Это я попросил старейшин ничего тебе не говорить, — повторил юноша. — Не стоит вымещать свои эмоции на пожилых людях, нужно уважать их возраст и статус.

Гневный запал Кейты мгновенно иссяк. Она смотрела на него, на его усталое, измученное лицо, и чувствовала себя ужасно глупо.

— Но… почему? — только и смогла вымолвить девушка. Инсин слабо, почти незаметно, улыбнулся. «Потому что это — траур. Это — боль. А в твоих снах… там, на поляне… ты так стремилась к смеху и теплу. К счастливым воспоминаниям. Я не хотел, чтобы твое возвращение в этот мир началось с эмоций, от которых так тщательно пыталась сбежать твоя душа». Вот то, что ему хотелось сказать. Но он посмотрел на Кейту, на ее гордую осанку, на старейшин, во все глаза наблюдавших за ними. Инсин вспомнил, кто он, и кто она. Он — сын хана, который несет с собой звон стали и свист стрел. Она — предводительница племени, почитающего лесных духов. Вражеского племени, даже это разыгрываемое фальшивое «перемирие» не приведет никогда ко взаимопониманию их народов. Та хрупкая близость, что возникла между юношей и девушкой в ином мире, была неуместна здесь, в суровой реальности, пахнущей смертью и дымом. Инсин не мог позволить себе эту слабость. Не мог подставить ее. Тяжело вздохнув, юноша заставил себя надеть привычную маску холодной отстраненности. Вслух воин степей выдал совсем иное.

— Похороны моих близких людей тебя не касаются, — смахнув рукой волосы с плеча за спину, холодно произнес он, поворачивая голову в сторону возвышающегося постепенно кургана. — Да, ты сейчас занимаешь должность предводительницы, но этот ритуал выходит за рамки ваших обычных церемоний. Так как проводили его не для соплеменника, а значит, и верховному шаману здесь принимать участие не обязательно. Старый Ойгон сказал правду. Никто не хотел тревожить твой кут лишний раз.

Слова, острые и холодные, как лед, ударили Кейту наотмашь. Сон. Это был всего лишь сон! Такой заботливый, оберегающий ее, нежный Инсин… И этот «брак, заключенный на небесах» в Сердце Тэнгри… Это была лишь ее собственная иллюзия! Ее глупое, девичье сердце само додумало, само придумало эту романтическую чушь. Даже если степной воин действительно отправился на ее поиски, и их души встретились в Междумирье, этот иллюзорный мир запросто мог накидать песка в глаза и выдать желаемое за действительное. Сейчас перед ней вновь стоял он — такой же высокомерный и заносчивый степной шакал, каким она его запомнила в первую встречу. Холодный и чужой.

Сердце девушки сжалось так сильно, что стало трудно дышать. Боль от разочарования была острее любой физической раны. Она почувствовала себя обманутой. И боль постепенно начала приобретать словесный окрас.

— Какое право ты имеешь указывать, что обязательно, а что нет для верховного шамана? — зубы Кейты едва не заскрипели от натиска. Вся ее нежность, вся благодарность в один миг сменились прежней, колючей яростью. Она сделала шаг к нему, и ее небесно-синие глаза метали молнии. — Шу Инсин, надеюсь, ты не думаешь, что если каким-то чудом тебе удалось спасти меня, будучи частью пророчества, то наше племя с радостью примет ваши степные дары и даст добро на перемирие?

Кейта намеренно использовала его полное имя, подчеркивая официальность и дистанцию между ними.

— Не будь так наивен, твой долг уплачен сполна. — с губ девушки сорвался презрительный смешок. — Ты спас меня, мы похоронили твою невесту. Что ж, мы снова квиты. Но это ничего не меняет! Ты сын нашего врага, а твой отец — безумец, который хочет нашей смерти. Его «мирные дары»… это яд в красивой обертке, и мы не настолько глупы, чтобы его принять!

Она говорила резко, рубя словами, как заточенным топором, пытаясь причинить ему ровно такую же боль, какую чувствовала сама. Инсин слушал девушку, и его лицо оставалось непроницаемым, как камень. Лишь в глубине его глаз на мгновение промелькнула тень сожаления. Каждое слово Кейты, как и всегда, было справедливым и каждое било точно в цель. Он прекрасно знал, что его отец лжет. Он знал, что это перемирие — фарс. И знал, что между