Кейта: Дочь Леса. Книга 1 - Мария Эмви

хлебом. Он считал вас, ваш народ, главной преградой на пути к величию нашей орды. Презирал вашу магию, потому что не мог ее контролировать. Ненавидел ваш лес, потому что не мог его покорить.

Инсин снова зашагал, его голос стал ниже, напряженнее.

— И вот, когда все было готово, когда тысяча лучших воинов ждала лишь одного его слова, чтобы обрушиться на вас, как лавина… все меняется. За одну ночь. Он, который никогда не менял своих решений, который скорее бы умер, чем признал свою неправоту, вдруг говорит о мире. О перемирии! Отец, который считал любую просьбу проявлением слабости, посылает меня просить вас о помощи в похоронах. — степной воин остановился и посмотрел на свои руки. — Вы думаете, это раскаяние? Прозрение? Нет, это очевидная ложь. Холодная, продуманная и чудовищная! Я не знаю, какова ее цель. Может, он хочет усыпить вашу бдительность, чтобы ударить, когда вы меньше всего этого ждете. Может, он хочет, чтобы я стал его шпионом, выведал ваши слабые места. А может… быть может, все еще хуже.

Юноша поднял на Ойгона свои полные муки глаза.

— Я говорил вам, что он изменился. Но это не просто изменение, а… подмена. Этим утром я посмотрел ему в глаза и не узнал его. В них не было ни гнева, ни скорби по дочери, ни радости от моего возвращения. Лишь лед. А от него самого исходила тьма. Холодная, липкая, неестественная… Словно что-то чужое поселилось внутри него, в его душе, и теперь смотрит на мир его глазами.

Он говорил, и с каждым словом понимал, что переходит черту. Инсин выдавал тайны своего улуса, своего отца. Он предавал свой род! Но молчать он больше не мог. Этот груз был слишком тяжел для него одного. Ойгон слушал, не перебивая. Его лицо становилось все более хмурым, морщины на лбу — глубже. Он был не просто хмур. Он был напуган. Каждое слово Инсина ложилось на его собственные, самые страшные подозрения, подтверждая их.

— Темная аура… холод… — пробормотал он, когда Инсин замолчал. — Внезапная перемена планов. Жестокость, лишенная эмоций…

Старик закрыл глаза, и его губы беззвучно зашевелились. Он вспоминал древние тексты, предостережения предков, рассказы о битвах, которые велись еще до того, как его прадед родился.

— Все, о чем ты говоришь, дитя… — наконец произнес он, и его голос был глухим от дурного предчувствия. — Все это указывает на одно. В ваше дело действительно вмешался кто-то со стороны. Сила, с которой не заключают сделок безнаказанно.

Ойгон открыл глаза, и в них был неподдельный ужас.

— Есть лишь одно существо, чье прикосновение оставляет такой след. Чей холод способен заморозить даже самое горячее сердце. И чья ложь слаще меда и смертоноснее яда.

Инсин смотрел на него, ожидая ответа, который его душа уже знала.

— Это почерк древнего врага. Нашего истинного, извечного врага! Не степного народа, не других кланов. А того, кто правит внизу. Кто жаждет поглотить и степь, и тайгу, и весь Средний мир, ввергнув его в вечную тьму и холод. — Ойгон посмотрел на Инсина, и его слова прозвучали как приговор для них обоих. — Твой отец несомненно заключил сделку с Эрлик-ханом. С Владыкой Нижнего мира.

Глава 12

Горький вкус жизни

Спустя час в балагане целительницы все еще царила атмосфера почти беззаботного счастья. Большая часть соплеменников, убедившись, что их предводительница в безопасности, разошлась по своим делам, оставив ее на попечение самых близких. Теперь в почти опустевшем балагане сидели только Кейта, Саян, Алани и Тэмир. Старая Илин, пробормотав что-то о необходимости собрать закатные травы для полного восстановления сил, тоже удалилась, оставив молодежь наедине.

Кейта сидела, поджав под себя ноги, и с упоением ела. Саян притащил ей целый деревянный поднос с едой: вяленое мясо, лепешки, миску с ягодами и большой чорон, наполненный теплым молоком с медом. Она ела так, словно не пропустила всего пару приемов пищи, а голодала целый месяц! Ее тело, истощенное болезнью и путешествием духа, жадно требовало восполнения сил.

— Эй-эй, полегче, медведица! — со смехом сказал Саян, глядя, как она отправляет в рот целый кусок мяса. — Оставь немного и нам, простым смертным! А то так посмотришь, и подумаешь, что это не ты в Междумирье заблудилась, а твой желудок.

— Твой-то оттуда явно и не возвращался, — пробурчала Кейта с набитым ртом, но в ее глазах плясали смешинки. Алани улыбалась, глядя на нее.

— Мы так за тебя боялись, — тихо сказала она.

— А я больше всего боялась, что вы съедите все мои запасы вяленой оленины, пока я там… путешествовала, — отшутилась Кейта, запивая еду молоком.

Они смеялись, подшучивали над ней, как и раньше. Но что-то неуловимо изменилось. В их взглядах, в том, как они к ней обращались, сквозило новое чувство. Благоговение. Робкое, почти незаметное, но все же ощутимое уважение не просто к подруге, а к чему-то большему. К той, что была дочерью богини, той, что побывала в самом Сердце Тэнгри. Но Кейта, поглощенная своим волчьим голодом и радостью возвращения, пока этого не замечала. Для нее это были все те же ее друзья — ворчливый Саян, тихая Алани и восторгающийся любой мелочью Тэмир.

Девушка прикончила последнюю лепешку и сыто откинулась на подушки из шкур.

— Ну все, — заявила она. — Кажется, мой сур почти восстановлен. Теперь можно и миры спасать, ха-ха! Так на чем мы остановились? — шаманка попыталась восстановить нить разговора, с того момента, как они с друзьями начали обсуждать новости, донесенные одним из разведчиков. — Ах, да. Обезумевший хан, разорванный союз и…

Она вдруг замолчала, нахмурившись. Кейта обвела взглядом балаган, потом посмотрела на лица своих друзей. Ее мозг, освобожденный от лихорадочного тумана, начал работать более ясно и четко. Девушка снова и снова прокручивала в голове события последних часов: пробуждение, радостные крики, рассказ о Сердце Тэнгри… И внезапно поняла.

В этой картине всеобщего ликования не хватало одной, самой важной детали. Одного человека. Того, кто был с ней там, в Междумирье. Кто принял на себя удары демонов. Кто пришел за ней, рискуя всем, и из-за кого она, собственно, и имела возможность сейчас сидеть здесь, смеяться с друзьями и поглощать пищу.

— А где… — начала девушка медленно, и веселье мгновенно улетучилось с ее лица. — Где Инсин?

Друзья переглянулись.

— Ну… — замялся