Да родится искра - narsyy

орбит и зашевелились остатки волос. Он должен был предвидеть что-то подобное — Данни не тот человек, кто забывает о мести. Феор поискал Астли и скрежетнул зубами — того еще не было.

В безысходном отчаянии глядела на него Аммия.

— Что это? Зачем? — жалостливо молвила она.

— Скорее, остановим их!

Гурьбой все высыпали во двор и оторопели от представшей картины.

Перед княжьим домом столпилось две дюжины всадников в дорожных плащах, под которыми, отражая последние лучи солнца, блестели начищенные доспехи. Лица под железными шишаками были темны, но на некоторых угадывались зловещие ухмылки.

Перед ними с обнаженным мечом в руке стоял одинокий Данни и что-то кричал. Трое искровых дружинников пытались его удержать, но тот огрызался, замахивался на них клинком и сверкал взглядом, полным гнева. Часть конников из Седого Загривка стала спешиваться и обступать его кольцом. Они уже тянули руки к эфесам, дожидаясь только короткого приказа, чтобы зарубить дерзкого наглеца.

— Милостивая Хатран, да он же алой виры требует, — шепнул сопровождающий их Натан, пока они пробирались к кругу.

Тем временем к тыну княжьего двора уже начал стекаться встревоженный криками народ.

— Что здесь происходит?! — подняла голос Аммия, выйдя вперед из толпы в окружении стражников.

Феор, что следовал за княжной, тут же узнал Раткара.

— Да рассеется мрак, племянница! Хорошо же ты встречаешь гостей. Неужто, люди твои позабыли об учтивости? — с деланной любезностью произнес рослый всадник на крепком вороном коне и прибавил более холодно: — Отзови этого рыжего пса, пока я не выдернул единственный его клык.

Годы избороздили лицо Раткара морщинами, однако это был все тот же надменный мальчишка, всегда второй, всю жизнь проживший в тени своего брата и оттого преисполненный обиды и жгучей злобы, которую вымещал на каждом, кто приходился под руку. Холодные, изумрудные глаза, резко очерченные скулы, тонкие брови, щетинистый подбородок — все в нем напоминало о Хавероне. Он не сошел с коня, приветствуя княжну — пока еще собственную правительницу, тем самым уязвив ее на глазах у всех.

— Да рассеется тьма, дядя. Прошу, прости меня. Случилось какое-то недоразумение.

Благочинный и светлейший облик Аммии мигом потерялся за словами извинений.

Вдвоем с Феором они обошли Данни и встали перед ним.

— Ты с ума сошел? Что на тебя нашло?! — шикнул Феор.

Рыжий сотник обдал его взором, полным мрачной, холодной решимости. По одному только выражению лица сварта первый советник понял — ничто и никто его не удержит.

— В другой день я уже не отомщу, а пока еще этот хмырь не регент. Пусть ответит за свои деяния, коли кровь не жидка, — сказал он тихо, а после уставился на неприятеля и грянул так, чтобы все слышали, Феор не успел его остановить: — Я, Данни, сын Тартальма, требую кровной мести от Раткара, сына Урдара! По воле этого человека при Могилах злодейски убили моего родича и многих других славных воинов, наших братьев! Я ручаюсь, что это правда, и готов за нее биться насмерть. Вызываю тебя на бой, Раткар! Пусть Шульд рассудит нас!

— Прекрати! Верни меч в ножны и забери свои слова! — пыталась перебить его Аммия, но тоненький ее голосок потонул в грозном кличе Данни.

Поздно, страшный вызов прогремел.

Собравшаяся толчея роптала. Заслышав перебранку, отовсюду, прежде всего со стороны гридницы, сбегались дружинники, но и они не знали, как поступить, и ожидали указаний командиров. Феор рявкнул им, чтобы отогнали зевак и закрыли ворота.

Его бросало то в жар, то в холод. По закону низовец, коим являлся Данни, не имел права требовать алой виры у человека княжеских кровей. Он мог бы просить домстолля только при наличии серьезных доказательств и по слову Преследователя. Об этом, конечно, знал и Данни, но месть затмила его разум. Ужели, он надеялся, что Раткар самолично выйдет против него драться?

— Принимай вызов! — крикнул сотник, подняв руку с мечом высоко над собой.

Аммия дергала воина за рукав и что-то лепетала, но тот словно не слышал.

— Уведите его! Он сам не свой! — повелел Феор сопровождающим Аммию дружинникам.

Власти над ними он никакой не имел, но те и сами понимали — затевается что-то жуткое. Воины было обступили Данни и потянули его прочь из круга, но тут раздался голос, которому они давно привыкли подчиняться:

— Оставьте! — громко произнес Астли.

Грузная фигура воеводы выступила на шаг из толпы. Он отнюдь не казался удивленным выходке Данни. Феор двинулся к нему.

— Что ты творишь?! Прикажи ему убрать меч!

Астли покачал головой.

— Так ты знал?! Хочешь, чтобы случилась резня в первый же час?

— Рыжий все равно никого бы не послушался.

— Так тому и быть! — возвысился над толпой голос Раткара.

Феор оглянулся и понял, что все напрасно — теперь предстоящую схватку не удержать ни уговорами, ни увещеваниями.

Раткар соскочил с коня и кивнул кому-то из своих. Плечистый бородатый воин мощного телосложения вышел вперед и встал подле господина – свирепый, пышущий звериной силой. На его фоне подтянутый, но тощеватый Данни смотрелся едва ли не мальчишкой.

— Ты оскорбил меня и моих свартов. Я так не могу этого оставить. Я принимаю твой вызов, но за меня будет биться Хедвиг, сын Хервина. И пусть звездный свет укажет нам лжеца! — провозгласил Раткар.

— Бейся сам! — выкрикнул Данни.

— Не ровня ты мне ни по чину, ни по крови, ни по умению! Побей сперва Хедвига!

— Трус! — проскрежетал в ответ на этот рыжий сотник.

Побледневшую от ужаса княжну утянули из круга. Кто-то подал Данни пару щитов, раскрашенных в бело-голубые цвета: один он взял на запястье, второй бросил неподалеку.

Хедвиг скинул плащ, затем кольчугу и поддоспешник, оставшись в одной просторной полотняной рубахе, перевязанной шнуром. Ему тоже протянули щит. Воин размял руки, взмахнул длинным клинком и продемонстрировал толпе хищный оскал, после чего та раздалась в стороны, уступив воинам больше пространства — никто не хотел случайно заполучить ошметок деревянной щепы в глаз.

Солнце совсем скрылось за лесом, и темнота напустилась страшная, да и сам воздух загустел от напряжения, будто напитанный ненавистью. Подпалили факелы, заигравшие красными отсветами на лицах перепуганных дружинников.

Соперники подали знак готовности и сошлись. Сталь врезалась в укрепленное дерево щита, клинки скрестились, взметнув сноп искр. Мужики по обычаю заухали и затопали.

С первых же мгновений преисполненный лютой злобы Данни стал напирать, издавая