Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс

Уж не знаю, как и чем он выманил Даньел на улицу, но он знал, что сейчас дежурных не встретит — они все в актовом зале. Внутренний дворик академии и правда чист, только машины приехавших родителей рядком стоят на парковке и отражают лакированными боками белые комья подтаявшего снега.

Без пальто, в одном пиджаке, я вскоре замерзаю. Со стучащими зубами обхожу кампус, ощупываю взглядом каждый кустик в саду, но Дэнни нигде нет.

— Дэнни! — зову я, но на мой крик никто не отзывается.

Обнимая себя за плечи, добредаю до садовничьей будки. Дверь ее открыта нараспашку, нутро хозпостройки пугает засасывающей чернотой.

У входа вижу спутанные следы. Значит, она была здесь?

— Дэнни?

С опаской заглядываю в будку. Глаза с трудом выхватывают очертания лопат, граблей, газонокосилки и прочего инструментария садовника. На столе лежат ножницы и серый скотч. И никаких признаков присутствия Даньел.

— Да куда же ты делась, черт тебя дери?.. — чуть ли не со слезами рычу я.

Мысли наводняются сценами, доводящими меня до истерики. Вот Киллиан берет Дэнни за руку, уводит в чащу, где не будет свидетелей последнего акта мести.

Я потеряла ее. Я проиграла.

— Ищущий да обрящет, — слышу голос позади.

Не успеваю обернуться, как что‑то тяжелое прилетает мне по голове. Череп пронзает тысячью игл, а затем я падаю, и все поглощает безвременная темнота.

Холодно. Что‑то холодное лижет мою щеку.

Всем телом я ощущаю нескончаемые удары, как будто бы меня тащат по земле; ребрами и позвонками я пересчитываю бугорки и неровности. С огромным усилием разлепляю веки и понимаю, что меня взаправду тащат по снегу, но кто, куда — поди разбери. В голове все смешано в единую кучу — так, что не распутать. Не осталось ничего понятного, определенного, кроме давящей боли.

От трения у меня горят бровь и щека. Я хочу почесаться, но не могу — руки связаны за спиной веревкой.

И тут я вспоминаю.

Ловушка. Меня заманили в капкан. Он ждал меня там, ждал, чтобы проучить и наказать за своеволие.

Почему‑то внутри черепной коробки льется мелодия Chelsea Wolfe [44], сопровождавшая меня последние вечера в наушниках. Набатом ее ритмические отзвуки проводят меня в незримые глубины, куда снова и снова проваливается мутное сознание.

«The pain forms a circle». [45]

Усилием воли удерживаю себя в этом мире. Нельзя, нельзя отключаться!

«And we’re the flawed. And we’re the answer». [46]

Чтобы не дать себе упорхнуть в забытье, прокручиваю в голове строчки песни. Слова вихрятся, расплываются угольными чернилами. Надо мной огромное небо, серое, темнеющее и скорбное, а по всем фронтам его обступают голые ветви деревьев, чьи макушки качаются на ветру в такт тошнотворной круговерти в неподъемной голове.

«The pain forms a circle». Боль образует круг.

И круг боли наконец замыкается.

Через пару минут мое ватное тело оставляют в покое. Чьи‑то руки приподнимают меня и усаживают перпендикулярно земле. Мир переворачивается и кружится каруселью. Я долго не могу сфокусировать взгляд перед собой, но, когда все же удается, хочется вновь исчезнуть. Стать песчинкой в безбрежном океане и затеряться в его глубинах.

Передо мной на корточках сидит Киллиан.

«Боже, почему он здесь? Почему ты просто не избавишь нас от него?»

«We’re the cause. We’re the flawed». [47]

— Ну, добилась чего хотела, юная эриния?

Голос его сочится злостью. Прежде взвешенный и хладнокровный, демон раздражен непокорностью своей хозяйки и жаждет поставить ее на место. Я направляю нечеткий взгляд за плечи Финча и с обрывающимся сердцем вижу Дэнни. Она сидит на перине из снега, опершись спиной о ствол дерева. Руки и ноги ее тоже связаны, а рот залеплен скотчем. Она безмолвно кричит, бьется в агонии и таращится на меня с животным страхом, но мне нечего ей сказать, нечем утешить.

Мы попались, Дэнни. «It won’t be long now». [48]

— И давно я стала твоей следующей целью, Киллиан? Разве не я здесь приказываю? — выдавливаю я слова, и они гноем вытекают из меня.

Дэнни смотрит на нас с непониманием, будто говоря: «О чем вы вообще болтаете?!»

Ох, Дэнни… Если бы ты только знала, то превратила бы меня в горстку пепла.

— Ты можешь приказать мне уничтожить их, совершить месть от твоего имени, но не можешь повелеть остановиться. Это не входит в условия ритуала, если помнишь. Ты вынудила меня это сделать — связать тебя, чтобы не мешалась. И чего только тебе на месте ровно не сидится?

Он ехидно склабится и встает. Делает пару шагов к Дэнни — и ту пробирает судорога, так силен страх, что снова ударят или куда‑то поволокут. Но Киллиан и не трогает Даньел. Он одним махом отрывает скотч с ее губ, и она издает протяжный стон.

— Чертов ублюдок! Больной выродок! Да я на тебя… Да я тебя за решетку упеку!

— Замолчи, Даньел, — холодно пресекает ее ругательства Финч. — Не заставляй меня пожалеть, что освободил твой грязный рот.

Дэнни избирает путь послушания. Вернее, не так: вместо Киллиана она обрушивается на меня.

— Ты… — шипит она подобно змее и ерзает по снегу, пытаясь высвободить связанные руки. — Так и знала, что это все твоих рук дело! С тобой ведь всегда так, Би. — Она всхлипывает. — Ты просто не можешь принять. Не можешь смириться, что кто‑то лучше тебя, да?

Язык сковывает узлом. Я не знаю, что ответить, кроме глухого «прости». Но Дэнни такой расклад не устраивает. Желчи скопилось так много, что она выплескивается наружу.

— Вы что, сговорились с этим психом, Беатрис? Сговорились, чтобы что? Убить меня?

— Дэнни, все не так… Прошу тебя, уймись! Уймись и дай мне подумать.

— О чем, черт возьми, ты собралась подумать? Как бы поизощреннее убить меня, а себя выставить жертвой, которой удалось выжить? — Она шмыгает носом. — Нет уж, так не пойдет. Не на ту напали!

Стараюсь не вслушиваться в ее гневную тираду и лихорадочно кручу в мыслях возможные варианты спасения. Телефон в кармане, но он не поможет мне развязать веревку на запястьях.

Проклятье. Ненавижу быть добычей.

— Конечно, Дэнни. Ты очень страшна в гневе! Аж поджилки трясутся, — ерничает Финч, а затем делает пасс рукой — и Даньел словно подхватывает вихрем, а веревка сама падает с ног. — А теперь вперед, пошла.

— Как ты?.. Куда ты меня толкаешь? — Она беспомощно озирается в поисках помощи, а затем предпринимает попытку бежать и вопит на всю округу: — Помогите! Помогите,