Красный бубен - Олег Владимирович Попов

лапы, оттолкнулся, описал в воздухе дугу и полетел вниз. Мешалкин увернулся, и волчья морда с зубами врезалась в столб. Столб тряхнуло. Коновалов съехал вниз и придавил задницей волчью морду к земле. Углов схватился руками за провода. Оранжевые искры электричества озарили темное небо. Петьку дернуло. Он выпустил провода и рухнул прямо на хищника. Мешалкин всадил кол между Мишкой и Петькой в мохнатую спину зверя. Яркая молния разрезала небо, оглушительный раскат грома сотряс деревню. Шерсть волка задымилась.

Волк вспыхнул. Сквозь языки пламени Юра увидел, как он превращается в пожилую женщину с большими зубами.

– Дегенгардиха это, – сказал Мишка, отряхиваясь. – Уматываем!

Углов лежал неподвижно.

Они подняли его за руки и за ноги и побежали в храм.

В дверях стоял дед.

– Христос с вами! Я уже извелся весь! – Он увидел Углова. – Чего с ним? Вампиры шпокнули?

– Не, – Мишка положил друга, – это его током шпокнуло. Не соблюдал технику безопасности. За провода схватился. А Юрик – молодец! Только что землячку проткнул!

– Как?

– Одним ударом!

– А земляка его накололи?

– Не-а.

– Жалко. – Дед погладил бороду.

Глава шестнадцатая

Ответный удар

…А приехал я назад, а приехал в Ленинград…

Самуил Маршак

1

Проехали Рязань. В кармане у Лени запикал телефон. Он вытянул зубами антенну.

– Слушаю… Так… Бери… Ты что?!. Не бери… Так… Бери… По пять?.. По пять не отдавай… По пять и две… Так… Пусть сосет… Давай…

– Дела? – спросила Вероника.

– Угу. – Скрепкин кивнул. – Не успеешь от Москвы отъехать, как начинается бардак. Притяжение земли… – Он помолчал. – Хотелось бы уехать куда-нибудь на Валаам… или в Оптину пустынь. Крутишься как белка… Все дела, бабки, люди… А душе это надо? Душе зачем эта хренота? – Он ударил по баранке. – Жизнь проходит, а ты не замечаешь… Вон, – Леня показал в окно, – бабочки летают, птицы поют. А чтобы увидеть их и услышать, надо усилие над собой делать. Ненавижу! – Он резко затормозил.

Вероника чуть не влетела головой в стекло. Скрепкин выскочил из машины, подбежал к обочине, упал на колени, уронил в траву голову и распростер руки. Вероника испугалась. Леня поднял голову:

– Земля – наша мать! Не надо забывать этого! – Он встал, отошел за куст и помочился.

Вернулся, сел, не занося ног в салон. Закурил.

– А что, Вероничка, давай плюнем на все, снимем дом у какой-нибудь старухи в деревне и поживем недельку наедине с природой?.. Очистимся…

– Да я бы, Леня, с удовольствием, но только это… в тюрьму же меня посадят…

– Что ж – в тюрьме не люди сидят?.. Откупимся. На крайняк, я тебя в Грецию отправлю. У меня там дом.

– Нет, Ленечка, я не могу.

– Ну, как знаешь. – Скрепкин стрельнул окурком. – А я думал, мы с тобой очистимся. Как будто мы снова в старших классах… Одна впереди светлая, как говорится, даль…

Снова зазвонил телефон.

– Слушаю… Не хочет по пять и две?.. Ну и пусть усрется!.. Так и передай, прямо такими словами!.. Что?.. Скрепкин, скажи, велел тебе передать – усрись, говно!.. Ну, давай… – Он убрал телефон. – Вот так-то вот… А говорят, что злых сил нету. Еще как есть! Как только почувствовали шакалы, что Скрепкин припадает к живому источнику, сразу в наступление по всем фронтам!..

2

Энни Батлер снился кошмар. Будто она на табачной фабрике идет между тюками с табаком. В руке – пистолет с глушителем. Табак воняет, предчувствия плохие. Пробегает огромная крыса. Энни стреляет, но промахивается. Зачем она стреляет? Она же может выдать себя! Выезжает электрокар, доверху груженный мешками. Энни не видно, кто им управляет. Она бежит по узкому проходу, но кар догоняет и вываливает на нее мешки с табаком. Энни задыхается, пытаясь выбраться. Наконец ей удается высунуть голову. Видит кошмарного табачного монстра в дырявой соломенной шляпе. В уголке кривого рта с гнилыми зубами дымится кукурузная трубка, пальцы скрюченные и узловатые. Костлявые ноги в драных болтающихся штанах. Но самое страшное – единственный глаз, пустой, как сама Вселенная. Сейчас ее затянет в этот глаз, и она уже никогда-никогда не увидит белого света. В руке у монстра огромные ножницы, он собирается отстричь Энни голову. Щелк-щелк! – щелкают ножницы все ближе и ближе к горлу. Монстр смеется. По подбородку течет желтая табачная слюна.

Что-то гудит… Что это?.. Похоже, сигналит машина?.. Что это?.. Это полиция!

Монстр опускает ножницы.

– Это не полиция, – говорит он, – это Твердохлебов бибикает… Я до тебя еще доберусь! Сама ко мне придешь! – Монстр тает.

Ирина проснулась… Темно. Не сразу вспомнила, где она. Отвратительный запах.

Протиснулась меж коробок, осторожно отодвинула уголок брезента.

Свежий воздух подействовал опьяняюще. Закружилась голова. На улице почти стемнело.

«Господи! Сколько же я проспала?»

Она спрыгнула и бесшумно, как кошка, приземлилась. Поприседала, разминая конечности. Рюкзак с фонариком остался у пруда в той страшной деревне.

По земле клочьями стелился туман.

Постояла. Глаза привыкали к темноте. Что это впереди?.. Подошла. Дорожный указатель: «КРАСНЫЙ БУБЕН».

Ирина отпрянула. Ей показалось, что указатель хочет схватить ее и ударить железным щитом по голове. А когда она упадет, он вытащит из земли железные ноги и проткнет ее ими, как вилка – шницель.

Она полетела в темноту, ударилась бедром, перевернулась на живот и поползла.

Скрежет ржавого железа. Щит склонился над ней, как голова гигантской змеи.

Господи!

Ирина перевернулась на спину и поползла вверх животом.

Буквы на щите загорелись, заплясали, как в титрах мультфильма, разлетелись по щиту и сложились в пугающее слово «ХАМДЭР».

Она заслонила лицо ладонью.

Щит выдернул одну железную ногу из земли и шагнул, как цапля. Выдернул вторую ржавую ногу и, переваливаясь, пошел на нее.

Ирина поползла быстрее. Ползти на спине головой вперед неестественно – скорость небольшая. Но перевернуться и оказаться затылком к шагающему монстру еще страшнее.

Щит надвигался. Он занес одну ногу над ее животом, и она зажмурилась.

Она увидела себя совсем маленькой девочкой, идущей ранним воскресным утром по чистенькой, ухоженной дороге в методистскую церковь. Она останавливается, заглядевшись на махаона, присевшего на куст. Но бабушка Бетти дергает ее за руку:

– Пойдем, Энни, пойдем. Мы опаздываем на службу. Преподобный Майкл будет сердиться…

В церкви темно и прохладно. Энни сидит на лавке, болтает ножками.

Бабушка грозит ей пальцем: «Веди себя прилично».

Преподобный Майкл читает проповедь.

Энни скучно. Хочется спать. Она зевает и тут же получает от бабушки легкий подзатыльник.

– …Отчего люди, – говорит преподобный Майкл, – поворачиваются к нашей церкви? Отчего получается так, что они встают на верный путь? А? Скажи нам, Ларри?

Со скамьи поднимается пожилой мужчина в клетчатой рубахе и черных брюках.

– Откуда же мне знать? – говорит он растерянно. – Вам виднее, преподобный Майкл. – Мужчина садится, надевая на голову соломенную шляпу. Но, спохватившись, снимает и кладет на колени.

– Вот именно! Кому же, как не мне, вашему пастырю, должно быть виднее! – Священник усмехается. – Потому что я – пастырь истинной церкви Бога нашего, и сам Бог дает мне полномочия разбираться в делах Божьих!.. А почему, спросите вы, заблудшие души не сразу приходят сюда? Почему они следуют кривыми путями? Почему они выбирают неправильные дороги и неверные учения?.. Ну-ка, Генри, скажи ты, сынок.

Генри поднимается. Он улыбается и молчит. Ему с места шепчет что-то жена. Генри наклоняется к ней, а потом говорит:

– Они заблуждаются, преподобный Майкл.

– Верно. Они заблуждаются. Но почему?.. Почему мы не заблуждаемся, а они заблуждаются?.. А потому, что они должны заблуждаться! А почему они должны заблуждаться? Да потому, что этого хочет Бог! Никто не может даже заблуждаться, если того не желает Бог!.. Бог хочет, чтобы они, эти грешники, оставили там, в этих скверных местах, свои нечистоты! А в истинную церковь пришли очищенными! Вот какова мудрость Бога! И пора нам Его восславить. – Он поднимает руки, и прихожане затягивают псалом…

Ирина открыла глаза.

Туман сгущался. Указатель стоял, где положено. Она огляделась. На дороге – грузовик, из которого она вылезла. Каким-то невероятным образом он привез ее в то самое место, которое она хотела