Что это за мать... - Клэй Маклауд Чэпмен

Взяв гнездо и остаток лески, я зашёл внутрь и повесил его над твоей кроваткой.

Когда осы пришли в себя после кедрового дыма, они начали летать в том направлении, куда могли, не осознавая, что привязаны к своему же гнезду. В конце концов, они начали летать в одном направлении, вращая гнездо вокруг себя. Рыбьи головы, хвосты, нарциссы, устричные раковины и осы, кружащиеся, кружащиеся, кружащиеся…

Ты только посмотри. Папа сделал тебе мобиль.

—

В том, что осталось от твоих лёгких, есть вода. Это смесь солёной и пресной, где река встречается с заливом. Ил оседает в мясистых резервуарах серой ткани, песок и осадок скапливаются в разорванных мешочках под твоей грудной клеткой, как затонувший сундук с сокровищами.

Ты покоишься на дне реки. Твои тонкие рёбра погружены в грязь среди упавших ветвей, которые тянутся из трясины, пока уже невозможно отличить их переплетённые сучья от твоих собственных костей, твоих узловатых ветвей, покрытых красноватыми водорослями.

Течение растягивало твою кожу, ослабляя плоть, пока та не соскользнула с костей, дрейфуя в воде, как морская капуста. Ты чувствуешь лёгкое подёргивание приливов даже сейчас, ритмично поднимаясь и опускаясь изо дня в день, так долго.

Ты пытаешься пошевелиться, но не можешь. Что-то удерживает тебя. Пришпиливает на месте. Самая тонкая сетка плотно прижимается к твоим рукам, спине, даже к черепу. Это металл. Клетка из проволочной сетки. Ты в ловушке. Проволока разрезала твою кожу на квадраты, оставив на теле узор в виде ромбов. Бледные кубики плоти проскальзывают сквозь неё.

Это было тогда, когда у тебя ещё оставалась кожа. Ты уже довольно долго кормишь морских обитателей.

Первыми пришли крабы. Сине-панцирные скользили в твой проволочный гроб, привлечённые свежим запахом плоти, распространяющимся в воде. Твоё тело было приманкой. Их клешни щипали твою кожу, отрывая плоть и выщипывая мясо, делая из тебя еду. Даже рыбы пировали на твоём теле, пробираясь сквозь проволоку и обгладывая кожу на черепе. Угорь прополз через сетку, пока не нашёл твои глаза, нырнул в левую глазницу, затем вылез с другой стороны, прошивая себя через зрительный канал.

Некоторые крабы сами оказались в ловушке, не сумев выбраться. Их безжизненные панцири теперь покоятся рядом с твоим телом, сваленные в склизкую кучу из костей и клешней.

Тебя забыли здесь. Оставили в студенистой грязи. Мёртвых листьях и иле. Ты носишь корону из рыбьих рёбер на голове. Твои кости покрылись ракушками. Череп усеян корковыми наростами, теперь это рассадник полипов. Опухоли крошечных устриц прорастают вдоль позвоночника, их раковины ветвятся от позвонков.

Ты стал рифом для этой реки. Жизнь не остановилась для тебя, даже если ты мёртв. Жизнь никогда не останавливается, особенно здесь, в холоде. Во тьме.

Когда отлив, и поверхность залива ближе, ты видишь, как небо колышется над тобой.

Ты видишь меня—

—

Я проснулся с резким вздрагиванием, покрытый густым слоем пота. Влажность в комнате была невыносимой. Она прилипла ко мне. Я не знал, как долго спал, какое сейчас время или даже день. В доме было так тихо, и всё же я чувствовал — что-то изменилось. Элементы были не на своих местах.

Что-то было не так.

Грейс не было в постели.

В этот момент я услышал бряцание гитары. Неуклюжий аккорд, будто струны задели случайно. Я не прикасался к ней неделями. Уже месяцами, наверное. Кто знает, сколько времени прошло. Только не с той ночи, это я знал точно. Я не мог заставить себя взять её снова. Мои предплечья всё ещё казались неизлечимыми, рубцовая ткань затвердела на запястьях. Наверное, мне просто послышалось. Я не придал звуку значения.

Я почти не чувствовал рук, так они болели. Поднять что-то сейчас, карандаш или вилку, вызывало резкую боль в суставах. Казалось, они вот-вот выскочат из своих гнёзд. Если кто-то из нас не держал тебя, не качал, ты ревел без остановки. Доходило до того, что мне приходилось вытеснять твой звук из головы.

Я не привык — нельзя привыкнуть — но часть меня просто сдалась, покорившись твоему вою. Это была игра на выдержку между мной и Грейс. Вопрос времени, когда один из нас сдастся и возьмёт тебя на руки.

Никто не спал подолгу. Не в нашем доме. Если ты не спал, мы все не спали.

Тогда почему было так тихо?

Наверное, Грейс с тобой.

Слава Богу.

Я пошёл на кухню, с трудом наливая стакан воды. Я даже не мог поднести его к губам, так болели руки. Я только сделал глоток, когда, кажется, снова услышал, как кто-то бряцает на гитаре. Лёгчайшее скольжение пальцев по струнам.

Я замер, ожидая, не повторится ли звук. Где я оставил гитару? В гостиной? В нашей спальне? В твоей. Должно быть, там. Где ещё? Было тихо — ты не плакал — значит, твоя мать была с тобой, кормила тебя, держала на руках. Наконец-то. Признаю, эта тишина звучала так сладко. Настоящий бальзам.

Снова этот неуклюжий бренчащий звук. Кто мог играть на гитаре? Я напряг слух, ожидая, не повторится ли звук, но ничего не последовало. Может, мне показалось.