Азбука для побежденных - Екатерина Витальевна Белецкая

всём, и почему сейчас, в этот момент, я столь остро ощущаю чужую правоту. Может быть, потому что это… мне нравится? Вероятно, да. Она остановилась. Мне действительно нравится проводить время в компании Даарти и Вара. Мне понравился сегодняшний визит к Тории и Дории. Мне понравился Медзо. И ещё…

Ветер.

Ветер, вот что очень и очень важно, вдруг поняла она. Это бесконечно важно, потому что день, когда ветер придет за всеми нами, уже не так далёк. Именно об этом сейчас сказали ей Тория и Дория, именно это имел в виду Медзо, именно это ощутили Вар и Даарти.

— Какая печаль, — вдруг сказала Аполлинария. — Какая огромная, горькая, и светлая печаль. Не думала, что такая бывает.

Она постояла ещё немного, и пошла по знакомой улице, всё ускоряя шаг. Кафе, вот что сейчас будет очень кстати. Кафе, и одна из официанток, с которой обязательно нужно поговорить.

* * *

В кафе, под маркизой, Аполлинария с удивлением увидела Медзо, который сидел за столиком рядом с черепом балерины, и пил в компании черепа кофе. Приглядевшись, Аполлинария удивилась ещё больше — оказывается, у Медзо и черепа происходил сейчас весьма занятный и любезный разговор. Глазницы черепа отсвечивали розовым, и — Аполлинария готова была в этом поклясться — балерина сейчас улыбалась. Она была явно чему-то очень рада.

— Ах, прелестная леди, не говорите мне о раскаянии. Я и сам через это прошел, потому великолепно вас понимаю. Вижу, что вы искренне переживаете о том, что когда-то совершили ошибку, и сейчас хотите её искупить. Думаю, я смогу в этом быть вам полезен.

Глазницы черепа осветились желтым светом.

— Да, да, верно. Я всё уже разузнал, — Медзо улыбнулся. — Не переживайте, и не бойтесь за меня, леди. Нет, я так не думаю. Решение принято, и, надеюсь, памятник на площади вскоре увидит не только меня, но и вас тоже. Правда, как вы понимаете, мне придется отлучиться примерно на сутки, максимум, на двое, но я очень надеюсь, что ожидание будет для вас приятным.

Глазницы черепа снова стали розоватыми.

— Не благодарите меня сейчас, — Медзо вздохнул. — Пока рано. Награда? Думаю, вы уже догадались. Обещайте, что разделите со мною ветер, прекрасная леди. Ветер и вечность, как мы с вами уже говорили.

Аполлинария подошла к ним поближе, и сказала:

— Добрый день. Я не помешаю?

— О, а вот и она, — обрадовался Медзо. — Сударыня, вы ведь услышали часть нашего разговора, не так ли?

— Только самую последнюю, — призналась Аполлинария. — И, если честно, я ничего не поняла.

— Мы можем объяснить, — Медзо оглянулся. — Только сперва нужно, наверное, попросить для вас чай. Сейчас я приду, подождите пару минут. Официантки сегодня заняты, так что быстрее будет сходить самому.

Он ушел. Аполлинария села за столик, и с легким укором посмотрела на череп.

— Неужели вы сумели уговорить его? — спросила она. Глазницы в ответ мигнули зеленым. — И вам не совестно? Ради вашего возвращения ему придется совершать крайне болезненные выпады. Неужели вам его не жалко?

— Жалость в данном случае — дурное чувство, — сказала официантка, подойдя к Аполлинарии. — Медзо сейчас придет, мы решили немного задержать его внутри, чтобы я смогла сказать вам обеим пару слов. Так вот, жалость действительно дурное чувство. Оно сейчас неуместно. Вы, сударыня, не правы. А Медзо абсолютно прав, потому что он нашел ту, ради дружбы с которой готов пожертвовать частью себя. Это его выбор, и не стоит осуждать его.

— У меня и в мыслях не было осуждать! — возразила Аполлинария. — Наоборот, я сочувствую ему, мне его жаль… — она осеклась.

— А ему жаль вашу подругу, — пожала плечами официантка. — Сударыня, не переживайте и не волнуйтесь. Эти двое, ваша подруга и Медзо, подходят друг другу как нельзя лучше, — она улыбнулась черепу, тот мигнул зеленым. — Медзо осознает свой выбор, а балерина, — официантка со значением посмотрела на череп, — очень постарается больше не допускать столь досадных ошибок, и усмирит свою гордыню и желание бахвалиться. Ведь так?

— Совершенно верно, — сказал, подходя к ним, Медзо. — Вы абсолютно правы, сударыня. Но даже если ею снова завладеет гордыня, я не буду возражать. Судьба, знаете ли, сложная штука, а ещё она большая шутница. Так что пусть будет то, что будет. А теперь позвольте мне откланяться. Ещё утром я пообещал торговцу редкостями, что скоро вернусь к нему, чтобы… впрочем, это неважно. Всё всегда имеет свою цену, и эта, уж поверьте, не самая высокая из всех возможных. До встречи, друзья, — он улыбнулся, и пошел по улице прочь.

— Все обстоятельства складываются в вашу пользу, — негромко сказала официантка, когда Медзо скрылся из виду. — Это… немного странно.

— Что именно странно? — спросила Аполлинария с недоумением.

— Ничего, — официантка вздохнула. — Не думайте об этом, это я просто размышляю вслух. Не принимайте мои слова близко к сердцу.

— Не могу, — покачала головой Аполлинария. — Очень прошу вас, скажите честно, что вы знаете, и что вы увидели такое? Я тоже ощущаю что-то новое, но всё никак не могу разобраться, что это, и почему это важно.

— А это важно? — спросила официантка с интересом.

— Да, — кивнула Аполлинария. — Я точно знаю, что это важно, но… я в растерянности, — призналась она. — Может быть, это ветер так на меня повлиял? Или пыльные демоны?

— Не исключено, — официантка задумалась. — Знаете, сударыня, сказать вам по секрету, вы для нас выглядите и ведете себя несколько необычно. Мы прежде не встречали таких, как вы. То есть всё вроде бы и правильно, но есть в вас нечто такое, что заставило нас насторожиться.

— И что же? — спросила Аполлинария со страхом.

— Бескомпромиссность, вероятно. А ещё… — официантка замялась. — Ваша постоянная основа, на наш взгляд, гораздо старше, чем мы привыкли видеть. И, возможно, ваша бескомпромиссность является следствием этого.

— Вы, наверное, видели много таких, как я, — предположила Аполлинария.

— О, да, — официантка улыбнулась. — Тысячи тысяч, сударыня. Тысячи тысяч. Вот только таких, да не таких. Обычно пути у всех несколько проще. И потом… — она помедлила. — Вы не признаете своей правоты. Вы уже множество раз сказали, что вы ощущаете себя