Азбука для побежденных - Екатерина Витальевна Белецкая

мастерства, на самом деле вершиной не являлось. Для зрителей, да и для самой танцовщицы, танец сродни полёту, и в какой-то момент я ощутила, что мне следует теперь учиться не только танцу, но и самому полёту тоже.

— Научиться летать? — удивилась Аполлинария.

— Разумеется, — пожала плечами Мария. — Конечно, а как же!

Она стала реже приходить в дом, где танцевала в обществе других женщин, и надолго уединялась у себя, в зеркальной комнате, пытаясь овладеть искусством полёта. Дни шли за днями, и в какой-то момент Балерина обнаружила, что ей удается взлететь при сильном вращении во время исполнения пируэтов. Совсем невысоко, но начало было положено.

— И я стала оттачивать пируэты, — продолжила свой рассказ Балерина. — Я работала днями и ночами, и каждый раз, когда у меня получалось, я держалась в воздухе всё дольше. Но… — она вздохнула, — в моей комнате было слишком мало места, и я однажды, забывшись, разбила зеркальную стену, потому что лететь я могла, а вот управлять своим полётом — нет. Я поняла, что для дальнейшего совершенствования мне требуется больше места, но рассказывать о своём открытии и умении я не хотела.

Она замолчала, взяла со столика чашку с кофе.

— И что же случилось после того, как вы научились полёту? — спросил Вар.

— Я вернулась в дом, к танцующим женщинам, но я не открыла им своего секрета. То есть я решила, что откроюсь, но не тогда, когда мы репетируем, а так, чтобы это видели все. Вообще все.

— Тщеславие завладело вами, — покачала головой официантка. — Тщеславие и гордыня.

— Вполне возможно, — согласилась Балерина. — Думаю, в этом вы правы. Но в то же время — разве я не могла гордиться, что сумела сделать то, что прежде не удалось никому?

— Гордость и гордыня — разные вещи, — справедливо заметила официантка. — Однако не будем дальше перебивать вас, и мешать вашему рассказу. Говорите, ведь сейчас вы перейдете к самому важному.

— Самому важному? Отнюдь, — покачала головой Балерина. — Самое важное произошло потом. А это… — она помедлила. — Это стало, пожалуй, самым горестным событием для меня. Итак, слушайте.

* * *

Большой Летний праздник в Городе всегда готовился заранее, и Балерина, услышав о том, что его собираются провести в скором времени, воспаряла духом. Вот же он, её шанс! Во время праздника она, находясь на улице, в открытом пространстве, сумеет показать всем, чего добилась, и чему смогла научиться. Это особый случай, и он, конечно, потребовал особой подготовки, поэтому Балерина заказывала у разных старух в Городе разные детали для своего нового танцевального костюма, и, с помощью своих старух, собирала костюм в единое целое. Конечно, частей не хватало, и Балерина пустила старое платье для изготовления нового, триумфального. Так же ей требовались новые пуанты, пачка, корсет, ленты, цветы — работы предстояло много, и работа эта увлекала Балерину, и сделала предвкушение триумфа временем счастья. Думала ли она о том, что произойдет после того, как она покажет всем и каждому в Городе, что умеет летать? Нет и нет. Эти мысли совершенно не занимали её, потому что о будущем она не думала вовсе. Её будущим в этот момент был только праздник, и то, что она хотела сделать. Только это, и ничего больше.

Дни шли за днями, и, наконец, платье и пуанты были готовы. Время праздника приближалось, начались репетиции, на которые, разумеется, Балерина стала приходить в своём новом платье, ведь для его изготовления пошли части старого. Между женщинами-танцовщицами пошли шепотки и разговоры, но Балерине стало тогда не до них, все её мысли, всё её естество были поглощены без остатка той целью, которая казалась ей великой.

…И вот наступил день праздника. Балерина, как ей и было положено, танцевала в медленно движущейся колонне танцующих женщин, однако её одежда отличалась от той, которую женщины надели в этот день. На ней была балетная пачка, та самая, украшенная цветами и лентами, а на голове находился изящный золотой венок. Процессия миновала пару узких улиц, и оказалась…

— Собственно, примерно тут мы и оказались, — Балерина глянула на улицу, и вздохнула. — Здесь, как вы можете видеть, довольно просторно, и я решила, что пришла пора показать то, ради чего я старалась столько дней. Наступил момент моего триумфа. И встала на пуанты, и сделала первый пируэт.

Она стала вращаться, всё быстрее и быстрее, чувствуя, что постепенно начинает отрываться от земли. Стены домов, лица людей, флаги, цветы — всё сливалось воедино, воздух пел, свистел, люди кричали, в какой-то момент Балерина ощутила, что оторвалась от земли, её словно бы подхватил невидимый ветер, и она полетела, всё убыстряясь, вперед, но…

— Я так и не поняла, как это получилось, — с горечью произнесла Балерина. — Наверное, тут было всё-таки слишком мало места. Я… ударилась, страшно сильно ударилась, и, кажется, на некоторое время лишилась чувств. А когда пришла в себя…

Она не договорила, опустила глаза, потом подняла взгляд, и посмотрела на стену, ту самую стену, в которой до недавнего времени находился её череп.

— Я пришла в себя, и поняла, что стала частью этой стены, — беззвучно сказала Балерина. — Я была нема, безгласна, неподвижна, и вместо моего лица остались только кости. Это было ужасно, просто ужасно! Ко мне иногда подходили официантки, но… — она запнулась. — Но они осуждали меня, и я это ощущала со всей беспощадной ясностью. Мой триумф превратился в полный и безоговорочный провал, мало того, я лишилась тела, лишилась возможности двигаться, быть собой, и действовать. Не думайте, что я смирилась так просто. Я пыталась вырваться, но это невозможно сделать, когда от тебя остается только малая часть, а всё прочее утрачено.

Дни шли за днями, и постепенно к черепу в кафе все привыкли, и перестали обращать на него внимание. Сперва судачили, конечно, не без того. Слушая сплетни, Балерина узнала, что её тело находится в лавке редкостей, и что её нога вмурована в эту же стену, но чуть дальше. Ещё она узнала, что, оказывается, быланадменна, тщеславна, презирала всех других людей, и за это поплатилась таким страшным образом. А ещё она узнала, что спасение существует, но никто никогда не рискнет спасать женщину, обладающую таким количеством столь скверных качеств. Самым обидным было то, что люди оказались горазды придумывать вещи, о которые Балерина в