Азбука для побежденных - Екатерина Витальевна Белецкая

— Нет, эту — не слышал, — возразил Ит. — Это другая.

— И что же ты хочешь? Снова оказаться на краю пропасти, или, если угодно, у входа в кроличью нору, и остаться там навсегда? — спросил Скрипач.

— Я бы не отказался. Но, думаю, это уже невозможно, — Ит с тоской посмотрел на Скрипача. — Что, ты сказал, она тебе велела купить?

— Вещи, плееры, ещё что-то для музыки, — принялся перечислять Скрипач.

— А до этого она что делала? — тихо спросил Ит.

— Чистила плейлист, — пожал плечами Скрипач.

— Рыжий, вот ответь мне, ты совсем дурак? — спросил Ит. — Неужели ты ничего не понял?

— Что я должен был понять?..

— Значит, не понял, — Ит вздохнул. — Ладно. Может быть, это и к лучшему.

Глава 21

Принцип шести пловцов

— Старухи говорили, что Город бесконечен, — Аполлинария усмехнулась. — Оказывается, это не так.

— Почему же не так? — удивилась мадам Велли. — Город действительно бесконечен, но это смотря в какую сторону мыслить.

— Что? — не поняла Даарти.

— Я говорю, что Город бесконечен, но это действительно не для всех его направлений, — терпеливо объяснила мадам Велли. — Честно сказать, я не совсем поняла, почему вы сейчас подняли эту тему, сударыня, — она повернулась к Аполлинарии. — Что вас побудило задать такой вопрос?

— Как это — что? — удивилась Аполлинария. — Мы ведь вышли за пределы Города, разве нет? Вот те дома — это пригород, за ними расположена река, к которой мы сейчас идём, а за рекой степь, неужели вы не видите?

— Конечно, вижу, — кивнула мадам Велли. — Но разве за степью, ещё дальше, не может начаться следующий Город, или продолжиться наш? Или там может оказаться какой-то совершенно новый Город, в котором мыши ставят эксперименты над людьми, а люстры принято приделывать к полу, например. Вы исключаете такую возможность?

Этот вопрос поставил Аполлинарию в тупик.

— Я не знаю, — покачала она головой. — Мне это неизвестно.

— Мне тоже, но наше незнание не является поводом для того, чтобы подобного априори не существовало, — парировала мадам Велли. — Если ты о чем-то не знаешь, это не означает, что такого нет.

— Вы расскажете об этом своим мышам? — спросила Аполлинария.

— С чего бы? — удивленно приподняла брови мадам Велли. — И не подумаю. Если кто-то из них дойдет до такой мысли своим умом — может быть, я и намекну на то, что он или она оказались в этом вопросе правы. Однако ждать от мышей подобного глупо. Они слишком заняты выживанием и размножением, им не до того.

— Не вашими ли заботами? — спросила Аполлинария.

— Моими, — улыбнулась мадам Велли. — Моими, и только моими. Я усложняю им задачу. Для того чтобы возвыситься, и начать мыслить, надо суметь преодолеть два главных мышиных соблазна, а именно — вкусненько пожрать, и сладенько поразмножаться. Увы, мышам гораздо важнее быть сытыми, и получать плотские удовольствия. Знаете, что такое окситоцин? Вот то-то и оно. Так что не ждите от них даже тени понимания подобных вещей.

— В который раз я поражаюсь вашему цинизму, — покачала головой Аполлинария. — Может быть, стоит предоставить мышам другие условия, и посмотреть, что из этого получится?

— Что получится? — мадам Велли рассмеялась. — Получится много-много глупых мышей, и ни одного настоящего открытия. Почему? Сударыня, это их постоянство основы. Вы всё время про него забываете.

— Ой, да ну вас, — поморщилась Аполлинария. — Что вы, что капитан Папэр, что Петрикор, что Рыцарь…

— Мы говорим правду, и подчиняем этой правде свои действия, — жестко сказала мадам Велли. — Слабым сим нужна твердая рука. И потом, если мышей устраивает такая ситуация, то почему бы, собственно, и нет? Они же счастливы. Пристроены, сыты, наслаждаются своим потомством. Некоторые из них очень даже умны, и находят теплые местечки, в которых им ещё лучше, чем прочим. Если, например, какая-то мышь может вылечить лапку другой мыши, ей же цены не будет! Или голуби, что кота, что Петрикора — на них этот принцип тоже распространяется. И они, сударыня, счастливы. Самодостаточны, умны, пусть и по-своему, и вполне себе счастливы.

— И более чем охотно подчиняются вам, сударыня, — заметил Вар.

— Или вам, — тут же парировала мадам Велли. — Насколько мне известно, те мыши, которые живут в вашем доме, уже проявили себя сообразно своей природе. Ведь так?

— Так, — Вар тяжело вздохнул. — Пришлось поставить им ограничение, иначе их потомство очень быстро заполнило бы собою весь дом.

— Вот! — торжествующе улыбнулась мадам Велли. — Именно об этом я вам и толкую. Как выяснилось, вы отнюдь не безнадежны, Вар.

— Может быть, я и не безнадежен, по вашему мнению, — Вар нахмурился, и покачал головой. — Но всё равно, я никогда не буду таким жестоким, как вы.

— Легко не быть жестоким, когда у вас всего десяток мышей, — хмыкнула мадам Велли. — А вот если бы их были тысячи, вы бы вскоре озаботились постройкой лабиринта, уж поверьте мне. У меня в этом деле большой опыт.

— Хватит, — приказала Аполлинария. — Мы, кажется, уже почти пришли, так что оставьте ваши распри.

Действительно, за разговором они замедлили шаг, и отстали от группы, которая уже успела миновать неширокую пригородную улицу, и выйти на тропу, спускающуюся с холма вниз, к широкой спокойной реке, отделяющей пригород от бескрайней светлой степи.

* * *

Место обитания выдр им подсказала официантка, но Аполлинария, едва взглянув на берег, сама с легкостью догадалась, где оно находится. Выдры жили в отдалении от домов, и берег в этом месте выглядел удивительно опрятным и ухоженным. Ровные кусты, песчаный пляж, высаженные рядками молодые деревья, дающие легкую тень, и пара лавочек. А где же сами выдры? Группа подошла поближе, и Аполлинария увидела, что, оказывается, вдоль воды расположены аккуратными рядами яркие разноцветные дверцы, немного выступающие над землей. На каждой дверце была картинка: цветок, фрукт, ягода, птица, рыбка. Как у ротанов, подумалось Аполлинарии, наверное, выдры переняли обычай так ставить отметки на свои дверцы именно у них. Любопытно, как выглядят изнутри их жилища?