Вещи мертвого человека - Дмитрий Валерьянович Лекух

Дмитрий Лекух

Вещи мертвого человека

© Д. Лекух, 2024

© ООО «Евразийское книжное агентство», 2024

© П. Лосев, оформление, 2024

Эдику Багирову, который очень хотел, но не успел напечатать этот роман.

Обрываются речи влюбленных,

Улетает последний скворец.

Целый день осыпаются с кленов

Силуэты багровых сердец.

Что ты, осень, наделала с нами?

В красном золоте стынет земля.

Пламя скорби свистит под ногами,

Ворохами листвы шевеля.

Николай Заболоцкий

Пролог

Это был очень странный год с бесконечно холодной и промозглой осенью, как-то особенно неуютно запертый между заканчивающимся ковидом и толком тогда еще не начавшейся войной.

Да еще этот дождь… Чувствуешь себя прям как в аквариуме.

Если не хуже.

Ну да ладно…

Я, вообще-то, осень люблю, это еще с детства, когда после долгих, под конец уже наскучивших летних каникул возвращаешься в никогда не бывающую скучной Москву.

Но именно в такую погоду осень у меня всегда однозначно ассоциируется с кладбищем.

Возможно, детская травма.

До сих пор с содроганием вспоминаю, как мы в такую же погоду с мамой в детстве бабушку на Троекуровском хоронили. Очень уж ее, помню, любил: бабушка была очень теплая и уютная.

А после смерти стала совсем холодная и чужая.

Может, еще что…

И кладбища я как раз с тех самых пор очень не люблю, по возможности стараясь избегать походов туда. Даже когда надо проститься с кем-то, кто что-то серьезное для тебя в этой жизни значил.

Кем-то, кто-то, что-то…

Сейчас хотя бы, наверное, попробую объяснить почему…

Только сначала Леське отвечу.

Вот она.

Нашла, сначала глазами.

Кивнула.

Потом кому-то пожала руку.

Кому-то подставила холеную нарумяненную щеку для почти невинного, сестринского поцелуя.

Подошла неторопливо.

Ага…

Угостилась протянутой сигаретой: она сегодня у меня уже пятую, наверное, стреляет, а куда деться.

Понимание, в общем.

В сложившихся обстоятельствах ее длинные «лайтовые» игрушки – разве что людей смешить.

А у меня хоть крепкие гвозди.

Еще с кавказских «военкоровских» времен легкие сигареты курить вообще не могу – баловство и бессмысленный перевод времени и продукта. Это все знают. И она, естественно, в том числе.

– На поминки тоже не поедешь? – глубоко затягивается, выделяя симпатичные ямочки на щеках.

Актриса, что тут поделаешь.

Все она понимает.

Красивая…

И черное ей очень даже к лицу…

Пожимаю плечами.

– А смысл? Со Стасом мы попрощались, когда он еще жив был. Задолго до. И больше вообще не разговаривали. А этот гниющий кусок мяса к нему никакого отношения не имеет. Это безобразие просто надо зарыть, потому как это не он. И плохо пахнет. Но надо же соблюсти ритуал. А я не умею соблюдать ритуалы, меня в детстве не приучили. Не знаю, плохо это или хорошо.

Леська зябко поеживается.

Отрицательно качает головой.

Снова затягивается.

– Стас бы тебя, наверное, понял, – прищуривается.

Враз утратив всю искусно продуманную кукольность внешности профессиональной инженю, от которой единственное, что остается – идеально гладкая, кажущаяся почти искусственной кожа. И большие голубые глаза.

Сейчас, кстати, опасно сузившиеся.

– Стас тебя бы понял, – повторяет как можно медленнее, вычеканивая каждое слово. – Я – нет.

Снова жму плечами, выкидываю докуренную до половины сигарету.

И тут же прикуриваю следующую.

Во рту и без того было горько, а сейчас и вовсе противно.

Достаю из внутреннего кармана уже влажного, даже под плащом, «рабочего» пиджака плоскую, обтянутую тонкой выворотной кожей флягу с добротным ирландским самогоном.

Взбалтываю.

Делаю серьезный глоток – а куда, извините, денешься?

И погода совершенно мерзкая.

Да и повод тоже, в общем-то – не алё.

– Будешь? – интересуюсь.

Леська безапелляционно отбирает у меня флягу.

Отхлебывает.

– Фу, – передергивается всем телом. – Как ты эту гадость пьешь-то хотя бы?

Вот тут меня действительно пробивает.

До истерики, что называется.

– Прекрати! – почти что рычу, только потом понимая, куда меня на самом деле заносит. – Вполне качественная ирландская горилка, пусть и не самая дорогая. Четырнадцатилетний односолодовый Redbreast, намного лучше любого своего «торфяного» шотландского одноклассника! А то, что он у нас не раскручен, – так это не их проблема, а наша недоработка. Хотя лично по мне – так, в принципе, и хорошо.

Леська нерешительно подносит к носу горлышко.

Нюхает.

Морщит свой хорошенький носик.

Осторожно глотает еще раз.

Жмет точеными плечиками.

Снова морщится.

– Черт его знает, – говорит задумчиво. – Может, ты в чем-то и прав. А, скажи, Стас тоже любил эту… субстанцию?

Я на секунду задумываюсь.

Жму плечами в ответ.

– Не знаю, – вздыхаю. – У него всегда был дурной вкус. Когда мы с ним еще общались, он предпочитал бурбоны. Я его еще подкалывал, что это характеризует его как человека не с самой лучшей стороны. Так сколько воды уже с тех пор по этой реке утекло. Я сам за это время на айриши перешел, а уж куда его занесло…

Она на секунду задумывается, потом коротко, зло кивает.

– Скажи, – смотрит мне в глаза, снизу, исподлобья; как она с ее довольно высоким ростом умудряется это делать, ни разу не понимаю. – А ведь его кто-то из своих, да? Ты сам уже давно на другую сторону перешел, поэтому со стороны и смотришь. Отстраненно. А мне важно: вот кто это мог быть?

Я вздыхаю.

Отбираю у нее флягу, снова прикладываюсь.

Выдыхаю.

– Тебе-то это зачем?

Глава 1. Прекрасная вдова

– Тебе-то это зачем? – повторяю.

И снова прикладываюсь к фляжке.

Нервы…

Леська старательно разглядывает острые носки своих полусапожек.

Блестящих, антрацитово-черных.

На фоне разноцветной, но уже мертвой, начинающей жухнуть и разлагаться листвы они смотрятся особенно чуждо.

Хорошая обувка, кстати.

Да, у нее всегда было прирожденное умение безукоризненно держать стиль. Хорошая девка, так-то. Только несколько излишне стервозная, на мой незамысловатый вкус.

И чересчур замороченная на себе…

Леська, пока я о ней про себя рассуждаю, снова закуривает. На этот раз все же свою.

– Ну, знаешь, – качает головой. – Он все-таки отец двоих детей. Причем что самое удивительное, моих тоже. Имею право?

Н-да, думаю.

А вот это – реальная проблема.

Причем еще и финансовая, судя по всему. Он же их, видимо, содержал…

Леська словно мои мысли читает.

Затягивается.

Вызывающе выпускает в свинцовое московское небо тонкую сиреневую струйку теплого дымка.

– Даже не думай, – фыркает, – на эту тему. Расстались мы с ним три