Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

Д’Эстен и Байрон, 6 июля 1779 года План Х

До сих пор Байрон руководил атакой, пользуясь возможностью инициативы благодаря преимуществу своего наветренного положения и беспорядку французского арьергарда. Надо заметить, что было желательно не терять времени в нападении на упомянутый арьергард, пока тот пребывал в беспорядке, однако все равно встает вопрос, следовало ли позволять трем кораблям Баррингтона отделяться от остального флота так далеко, как они, кажется, это сделали. Общая погоня позволительна и уместна, когда вследствие численного перевеса – начального или приобретенного – или вследствие обстановки корабли, вступающие первыми в сражение, не должны считаться с противником, значительно превосходящим их численно, и не подвергнутся подавляющему сосредоточению огня; главное – успеть до прихода поддержки или нанести удар, когда есть шанс, что неприятель может сбежать, если только ему немедленно не воспрепятствовать. Ничего этого в том бою не наблюдалось. Кроме того, кораблям «Корнуолл», «Крафтон» и «Лайон» не следовало избирать курс, который позволил неприятелю – даже почти побудил его – сосредоточить на них огонь. Подробности дела не настолько точно известны, чтобы делать другие замечания, помимо упоминания этих ошибок, не приписывая их упущениям со стороны адмирала.

Французы действовали до того времени строго оборонительно, в согласии с их обычной политикой. Теперь же им представился случай для наступательных действий, при которых подверглись испытанию профессиональные качества д'Эстена и для оценки которых необходимо уяснить положение противников в этот момент. Оба флота были на правом галсе, лежа к северу, французский под ветром. Он получил мало повреждений в движущей силе, хотя его строй по-прежнему страдал; у англичан же, вследствие их ошибочной атаки, были серьезно повреждены семь кораблей, из которых четыре – «Монмут» [190], «Корнуолл», «Крафтон» и «Лайон» – оказались выведенными из строя. Последние три около трех часов пополудни отстали на лигу, упав значительно под ветер и находясь ближе к французам, чем к своим; между тем скорость английского флота необходимо уменьшили до скорости других поврежденных кораблей, остававшихся в строю. Эти условия наглядно отражают затруднения флота, в котором повреждения сосредоточились на немногих кораблях, вместо того чтобы распределиться между всеми; десять или двенадцать кораблей, почти нетронутых, должны были сообразовываться с состоянием немногочисленных остальных. Д'Эстен с двадцатью пятью своими кораблями был теперь под ветром у Байрона, чьи семнадцать или восемнадцать кораблей могли держаться вместе, но обладали меньшим ходом и меньшей управляемостью, чем неприятельские, а сам Байрон был тактически связан заботой о караване, лежавшем на ветре у него, и о трех выведенных из строя кораблях под ветром. В таких обстоятельствах для французского адмирала были открыты три возможности: 1) пройти вперед и, повернув оверштаг последовательно, встать между Байроном и упомянутым караваном, послав к последнему свои фрегаты; 2) повернуть оверштаг всем флотом и атаковать английский флот, принудив тот принять общий бой; 3) после поворота на другой галс отрезать три выведенных из строя корабля, что могло бы привести к общему бою с немалыми преимуществами.

Д'Эстен не пытался исполнить ни одного из этих маневров. Относительно первого он – зная, что подвергнется осуждению, – писал во Францию, что маневр не мог быть предпринят вследствие слишком беспорядочного состояния флота. Каков бы ни был этот беспорядок в техническом отношении, все-таки трудно поверить, чтобы при превосходстве французов в способности движения сравнительно с неприятелем попытка была безнадежной. Третий маневр сулил, вероятно, наибольшие выгоды, так как обеспечивал отделение от главного флота поврежденных кораблей неприятеля и мог бы, не исключено, побудить британского адмирала к нападению при чрезвычайно опасных для него обстоятельствах. Согласно утверждению английских авторов, Байрон говорил, что спустился бы на неприятеля опять, если бы тот настаивал на сражении. В три часа пополудни д'Эстен повернул оверштаг всем флотом, выстроив линию по подветренному кораблю [191], и опять лег на курс к югу. Англичане повторили это движение, за исключением переднего корабля «Монмут», который, будучи слишком сильно поврежден для того, чтобы маневрировать, сохранил курс на норд, и трех отделившихся кораблей. Два из них продолжали держаться на север и прошли еще раз под французскими залпами; но «Лайон», не в состоянии держать круто, спустился полным ветром перед носом неприятеля по направлению к Ямайке, лежавшей за тысячу миль под ветром. Его не преследовали. Трофеем французов оказался один-единственный транспорт. «Если бы искусство адмирала в морском деле равнялось его храбрости, – писал знаменитый Сюффрен, который командовал головным французским кораблем, – то мы не позволили бы уйти от нас четырем кораблям, потерявшим мачты»[192]. Д'Эстена в возрасте тридцати лет перевели из армии во флот с преждевременно пожалованным чином контр-адмирала. Флотские не доверяли его искусству в морском деле, когда разгорелась война, и, по правде говоря, это невысокое мнение вполне оправдалось его поведением. «Храбрый, как его шпага, д'Эстен был всегда идолом солдата, идолом матроса, но нравственный авторитет его перед офицерами оказался весьма недостаточным в нескольких случаях, несмотря на явное покровительство ему со стороны короля»[193].

Еще иной причиной вялое поведение д'Эстена в рассмотренном случае, помимо несостоятельности в мореходном искусстве, французские историки обыкновенно называют его мотивы. Дескать, истинным предметом своих действий он считал Гренаду, а на английский флот смотрел как на второстепенную задачу. Раматюэль, морской тактик, служивший на действительной службе в этой войне и писавший во времена империи, приводит это сражение, которое сравнивает по значению с Йорктаунским и прочими, как пример подлинно морской политики войны. Его слова, которые служат, вероятно, отражением мнения его современников и товарищей по профессии, а также, конечно, и политики французского правительства, заслуживают более чем беглого упоминания, так как они выражают принципы, достойные самого серьезного обсуждения: «Французский флот всегда предпочитал славу обеспечения или сохранения завоеваний более блестящей, быть может, но в действительности менее реальной славе захвата в плен нескольких кораблей; потому он ближе к истинной цели войны. Была ли, в самом деле, существенной для англичан потеря нескольких кораблей? Следовало атаковать их в их владениях, в непосредственном средоточии их коммерческого богатства и морской силы. Война 1778 года являет примеры, которые доказывают преданность французских адмиралов истинным интересам страны. Сохранение острова Гренада, покорение Йорктауна, где сдалась английская армия, и завоевание острова Сент-Кристофер стали результатом крупных сражений, в которых мы предпочли позволить неприятелю отступить беспрепятственно, не рискуя дать ему случай оказать поддержку атакованным пунктам».

Автор этой цитаты не мог бы высказать своих воззрений более прямо, чем опираясь на случай Гренады. Никто не будет отрицать, что бывают моменты, когда полным военным успехом следует пожертвовать, совсем или на