Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

летом ветер дует прямо в бухту, зачастую сильно, так что войти в бухту не составило бы труда даже для корабля с изрядно перебитым рангоутом, а смешайся неприятель с французскими кораблями, то береговые батареи не могли бы стрелять. Верк [216] – на Розовом острове точно, а на Брентон-Пойнт возможно – имел меньшую высоту, чем две верхние батареи линейного корабля, и по числу орудий мог сильно уступать последним. Он не мог иметь каземата, так что меткий обстрел картечью, бесспорно, заставил бы его замолчать. К Розовому острову можно было подойти с фронта и с западного фланга на двести ярдов, а с севера – на полмили. Ничто не предохраняло, словом, правый фланг французов и линию их кораблей от бомбардировки артиллерией противника, если бы вражеский флот занял позицию к западу от Розового острова. Значит, английский флот, с двадцатью кораблями против семи французских, мог воспользоваться существенными тактическими элементами – близкой дистанцией и большей высотой своих батарей. Успешно уничтожив неприятельские корабли и заставив замолчать батареи Розового острова, он мог найти якорную стоянку в глубине бухты и, выждав там благоприятного ветра, удалиться. Но мнению одного выдающегося английского офицера того времени, хорошо знакомого с теми водами [217], никаких сомнений в успехе атаки возникнуть не могло; он неоднократно убеждал в этом Родни и предлагал сам повести головной корабль. Тот факт, что французы считали себя в безопасности в описанной позиции и что англичане разделяли это убеждение, наглядно показывает, насколько дух этой войны отличался от духа войн Нельсона и Наполеона.

При всем том попытка нападения на французов в Ньюпорте рассматривается здесь не как отдельная операция, а в рамках общего хода войны. Уступая противнику в силе, Англия везде действовала от обороны. Из такого положения нет спасения иначе как путем энергичной деятельности, доходящей почти до отчаянности. «Мы не можем, – вполне справедливо писал первый лорд Адмиралтейства к Родни, – иметь везде флот, превосходящий противника; если только наши главнокомандующие не встанут выше неприятеля, как сделали это Вы, и не будут считать предметом своих забот все владения короля, то наши враги найдут нас где-нибудь неподготовленными и достигнут цели своих действий против нас»[218]. Атаки, сами по себе будто бы нелогичные, на самом деле были обязательными для английских командиров. Союзный флот являлся ключом к победе, и такие большие его отряды, как стоявший в Ньюпорте, следовало пытаться уничтожить ценой любого риска. Влияние этого образа действий на политику французского правительства – вопрос спорный, но автор настоящего труда не испытывает тут ни малейших сомнений. Однако ни один из английских офицеров, командовавших отдельными эскадрами, не встал выше противника, за исключением Худа и, может быть, Хоу. Сам Родни был стар и слаб, а вдобавок, при всем своем даровании, был скорее осторожным тактиком, а не великим адмиралом.

Поражение Грейса и последующая капитуляция Корнуоллиса не подвели черту под морскими операциями в Западном полушарии. Напротив, один из самых любопытных тактических подвигов и самая блестящая победа всей войны случились позже – и прославили английский флот в Вест-Индии, но с событиями в Йорктауне патриотический интерес войны для американцев заканчивается. Прежде чем проститься с этой борьбой за независимость, нужно еще раз отметить, что ее успешный результат – или, по крайней мере, быстрое его достижение – был следствием господства на море союзников американской нации (французы сосредоточили в своих руках большую морскую силу), а также неправильного применения своих кораблей и навыков англичанами. Такой вывод можно убедительно обосновать авторитетом одного человека, который в совершенстве и лучше всех других знал средства страны, характер народа и трудности борьбы; его имя до сих пор еще служит высочайшей гарантией глубокого, спокойного и непоколебимого здравого смысла и патриотизма в суждениях.

Это Вашингтон, и ключ ко всем соображениям находим в его меморандуме о согласовании плана операций с действиями французской армии, помеченном 15 июля 1780 года и переданном французским начальником Лафайетом: «Маркиз де Лафайет имеет честь сообщить следующие общие соображения графу де Рошамбо и кавалеру де Тернэ о мнении нижеподписавшегося: ”Во всякой операции и при всех обстоятельствах решительное морское превосходство должно считаться основным принципом, на который в конце концов должна опираться вся надежда на успех“».

Впрочем, это в высшей степени точное и решительное выражение взглядов Вашингтона является всего одним из множества примеров, не менее ясных. Так, в письме к Франклину от 20 декабря 1780 года он говорит:

«Обманутые в ожидании второй дивизии французских войск (блокированной в Бресте. – Авт.), а особенно в предполагавшемся морском превосходстве, на котором все вращалось, как на центральном штыре, мы вынуждены тратить время на бездеятельную кампанию после заманчивой перспективы, улыбнувшейся нам при ее открытии… Недавно нам пришлось стать зрителями прохождения нескольких отрядов из армии в Нью-Йорке на помощь лорду Корнуоллису, ибо наша морская слабость и политическая распущенность значительной части нашей армии лишили нас возможности противодействовать врагу на юге или взять перевес над ним здесь».

Месяц спустя, 15 января 1781 года, в памятной записке к полковнику Лоуренсу, отосланному со специальным поручением во Францию, Вашингтон пишет: «После займа денег постоянное морское превосходство у этих берегов является наиболее интересным предметом. Достижение такого превосходства тотчас привело бы неприятеля к трудному оборонительному положению… В самом деле, нельзя и вообразить, как могла бы действовать его армия в этой стране, обладай мы морями для пресечения регулярной доставки припасов из Европы. Это превосходство, подкрепленное деньгами, дало бы нам возможность обратить войну в энергичное наступление. По отношению к нам оно, кажется, должно считаться одним из двух решающих факторов».

В другом письме, от 9 апреля, к тому же лицу в Париже, читаем: «Если Франция не подаст своевременной и сильной помощи в нашем критическом положении, то позднейшие ее старания не будут уже иметь для нас никакой цены… Зачем входить мне в подробности, когда можно все высказать одним словом – что мы истощили свои средства и что наше освобождение должно наступить теперь или никогда? Как легко опрокинуть планы неприятеля и обратить их против него самого, сумей мы согласовать свои действия с общим планом войны – т. е. будь у нас флот, всегда сильнее неприятельского, в этих морях и развяжи нам Франция руки ссудами».

Корабли и деньги – таковы его призывы о помощи. 23 мая 1781 года он пишет кавалеру де ла Люцерну: «Не понимаю, как возможно оказывать фактическую поддержку южным штатам и предотвращать угрожающее нам зло, пока мы уступаем неприятелю в морской силе в этих