Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

все-таки выстоять, потому что возраставшее истощение всех воюющих сторон предсказывало близкий конец войны. Потому-то Испания напрягала силы для лучшей подготовки удара и изощрялась в военной изобретательности, а известия об этом и о приближавшемся решительном состязании привлекали волонтеров и именитых людей со всей Европы. Два французских принца из дома Бурбонов своим прибытием на место предстоявшей драмы прибавили многое к тому театральному любопытству, с каким все обставлялось. Присутствие членов королевской семьи считалось необходимым для подобающего украшения блестящей катастрофы, так как пылкая самонадеянность осадивших заставляла их предвкушать удовлетворительную для себя развязку со всей уверенностью драматического писателя.

Кроме укреплений на перешейке [226], который соединяет скалу с материком и на котором были поставлены триста орудий, главная надежда нападавших возлагалась на десять плавучих батарей, тщательно приспособленных к стрельбе и в то же время неуязвимых для неприятельских выстрелов; на них поставили в совокупности сто пятьдесят четыре тяжелые пушки. Батареи эти должны были размещаться на якорях, тесно сомкнутой линией, по направлению от севера к югу, вдоль западного фаса укреплений и на расстоянии около девятисот ярдов от него. На поддержку призвали сорок канонерок и столько же бомбардирских судов; кроме того, линейные корабли должны были прикрывать атаку и отвлекать гарнизон крепости. Двенадцать тысяч французских солдат доставили для подкрепления испанцев в решительном штурме, к которому должны были приступить после того, как бомбардировка нанесет достаточный урон стенам крепости и деморализует дух ее защитников. Последние насчитывали в своих рядах семь тысяч человек, тогда как у их сухопутных противников было тридцать три тысячи человек.

Конечную схватку начали англичане. В семь часов утра 8 сентября 1782 года командующий генерал Эллиот открыл жестокий и в высшей степени разрушительный огонь по веркам на перешейке. Достигнув своей цели, он на том остановился, а неприятель подхватил, так сказать, брошенную перчатку на следующее утро и четыре дня подряд непрерывно обстреливал укрепления, выпуская с батарей одного только перешейка шесть тысяч пятьсот ядер и тысячу сто бомб каждые сутки. Так приблизился великий заключительный момент 13 сентября. В семь часов утра этого дня десять плавучих батарей отдали швартовы, на которых стояли в глубине бухты, и спустились к назначенным им местам. Между девятью и десятью часами они встали на якорь и тотчас открыли общий огонь. Осажденные отвечали не менее ревностно. Плавучие батареи, кажется, брали верх и за несколько часов оправдали возлагавшиеся на них надежды: холодные ядра не пробивали их бортов, просто скользили по ним, тогда как самодействующие аппараты для тушения огня противодействовали каленым ядрам.

Около двух часов показался дым на главной плавучей батарее; пожар, несмотря на все попытки его потушить, стал распространяться. Такое же несчастье постигло и другие батареи; к вечеру огонь осажденных достиг уже заметного превосходства, и около часу пополуночи большую часть плавучих батарей охватило пламя. Их затруднительное положение ухудшили действия морского офицера, командовавшего английскими канонерками и занявшего теперь пост на фланге линии: он обстреливал врага продольным огнем, с весьма действенными результатами с позиции, на которую испанские канонерки не должны были его допускать. В конце концов девять из десяти батарей взорвались, погибло около тысячи пятисот человек и около четырехсот были спасены из огня английскими моряками. Десятую батарею взяли на абордаж со шлюпок и сожгли. С потерей плавучих батарей надежды атакующих обрушились.

Теперь уповали только на принуждение гарнизона к сдаче измором, чем и занялись союзные флоты. Между тем было известно, что лорд Хоу идет сюда со своим большим флотом из тридцати четырех линейных кораблей в сопровождении продовольственных транспортов. 10 октября сильный шторм с запада нанес повреждения некоторым союзным кораблям и загнал один из них на мель, под огонь батарей Гибралтара, где он и вынужден был сдаться. На следующий день показался флот лорда Хоу, причем транспорты имели превосходный случай встать на якорь, но по беспечности упустили этот шанс – все, кроме четырех. Остальные прошли с военными кораблями к востоку, в Средиземное море. Союзники последовали за ними 13 октября; занимая положение между портом и стремившимся туда противником, не обремененные, в отличие от последнего, транспортами, они все же ухитрились пропустить вражеские транспорты почти в полном составе мимо себя, и транспорты благополучно встали на якорь. Затем англичанам удалось выгрузить на берег провизию и боеприпасы для гарнизона, а еще высадить отряды войск, доставленные военными кораблями. 19 октября английский флот прошел обратно через пролив с восточным ветром, употребив на исполнение всей миссии неделю и обеспечив Гибралтар на целый год вперед. Союзные флоты последовали за ним, и 20 числа состоялось сражение на дальней дистанции, так как союзники, бывшие на ветре, не настаивали на близкой атаке. Число линейных кораблей, участвовавших в этом «великолепном зрелище», завершавшем великую драму Европы (финал успешной обороны Гибралтара), составляло восемьдесят три – сорок девять союзных и тридцать четыре английских. Из первых лишь тридцать три вступили в бой, но, поскольку и худшие ходоки рано или поздно подошли бы к общей схватке, лорд Хоу был, надо думать, прав, уклоняясь, насколько от него зависело, от состязания, которого союзники не слишком горячо добивались.

Таковы были результаты этой борьбы в европейских морях, ознаменованной со стороны союзников усилиями, гигантскими по размерам, но разрозненными и вялыми в исполнении. Англия, которую противники настолько превосходили в численности кораблей, выказала твердость в преследовании избранной цели, а моряки ее проявили высокое мужество и искусство в своей профессии, но едва ли можно сказать, что понимание военного дела членами правительства и руководство морскими силами из кабинета были достойны искусства и патриотизма моряков. Вообще-то, шансы против нее не были, даже приблизительно, так велики, как казалось по грозным спискам орудий и кораблей противников, и если справедливо извинять первоначальные колебания, то годы нерешительности и нецелесообразных действий со стороны союзников должны подвергнуться осуждению и обнажить явные слабости. Нежелание французов рисковать своими кораблями, столь ясно выказанное д'Эстеном, де Грассом и де Гишеном, наряду с медлительностью и несостоятельностью испанцев, должны были побудить Англию к проведению привычной политики – к разгрому организованной силы неприятеля на море. Надо тут отметить, что начало каждой кампании заставало неприятелей разделенными – испанцы были в Кадисе, а французы в Бресте [227].

Для полной блокады французского флота, пока тот не вышел из порта, Англии надлежало употребить всевозможные старания, ибо так она остановила бы в самом начале главный поток союзной силы и, зная точно, где находится основной флот последней, освободилась бы от влияния той неизвестности, которая стесняла ее движения, едва эта сила