Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

и были скудно укомплектованы равнодушными и неудовлетворенными людьми. Эти обстоятельства в долгом и утомительном преследовании противника раздражали и затрудняли горячего коммодора, вполне осознававшего неотложность деятельности, в силу которой он в течение двух месяцев торопил операции эскадры. Сигнал следовал за сигналом, маневр за маневром в попытках сохранить эскадру в правильном строю. «Они то спускались, то приводили к ветру, – говорит английский адмирал, который тщательно наблюдал за противником, – ломали строй и как будто не знали, что предпринять». Но Сюффрен продолжал настаивать на своем, и в два часа пополудни, когда его флот был уже в двадцати пяти милях от порта, частью построившись в линию в весьма близком расстоянии от неприятеля, дал сигнал привести к ветру для исправления строя прежде, чем окончательно спуститься. Масса ошибок при выполнении этого маневра скорее ухудшила, чем улучшила дело; коммодор, потеряв наконец терпение, тридцать минут спустя скомандовал атаку, а вслед за тем дал другой сигнал – вступить в бой на дистанции пистолетного выстрела. Так как все исполнялось неловко и медленно, то он велел сделать пушечный выстрел, по морскому обычаю, для подтверждения сигнала; к несчастью, его собственный экипаж воспринял все как приказ начать бой, и флагманский корабль разрядил полную батарею. Этому примеру последовали другие корабли, находясь еще на полудистанции пушечного выстрела от неприятеля, что, при тогдашнем состоянии артиллерии, сулило нерешительный исход сражения. Так, из-за печальных для французов ошибок и плохого знания морского дела, бой начался при весьма невыгодных для них обстоятельствах, несмотря на численное превосходство. Англичане, которые отступали под малыми парусами, хорошо управляясь, уверенно держали боевой строй и пребывали в совершенной готовности, тогда как их противник вообще не имел строя. Семь кораблей вышли вперед [253] и образовали теперь неправильную группу впереди английского авангарда, столь далеко от него, что они могли принести мало пользы, тогда как в центре образовалась вторая беспорядочная группа, в которой корабли, заслоняя друг друга, взаимно мешали действию артиллерии. При таких обстоятельствах все бремя сражения пало на флагманский корабль Сюффрена и на два других рядом, тогда как в арьергарде малый линейный корабль в сопровождении большого фрегата в одиночку сражался с английским арьергардом (вскоре оба под огнем противника вынуждены были отступить).

Едва ли какая-либо военная операция могла быть исполнена хуже: французские корабли в сражении не поддерживали друг друга, так скучились, что взаимно заслоняли орудия и без нужды увеличивали количество целей для неприятеля; в итоге далекие от сосредоточения усилий три корабля Сюффрена, почти без поддержки, попали под сосредоточенный огонь английской линии [254]. «Время шло, и наши три корабля, атакованные на траверзе центром английского флота и под анфиладным огнем авангарда и арьергарда его, сильно страдали. После двух часов паруса на “Эро” были в лохмотьях; весь его бегучий такелаж перебили, и он не мог больше лавировать. “Иллюстр” потерял бизань-мачту и грот-стеньгу». При таком беспорядке во французской линии имелись разрывы, которые открывали большие выгоды энергичному противнику. «Поверни неприятель тогда оверштаг, – писал начальник штаба французского флота в своем дневнике, – то мы были бы отрезаны и, вероятно, уничтожены». Ошибки сражения, в котором отсутствовало сколько-нибудь правильное распределение сил, сказались на его результатах. Со стороны французов сражалось четырнадцать кораблей, и они потеряли восемьдесят два человека убитыми и двести пятьдесят пять ранеными; из всего этого числа шестьдесят четыре убитых и сто семьдесят восемь раненых, или три четверти, пришлись на долю трех передовых кораблей, причем два из них потеряли грот– и бизань-мачты и фор-стеньгу, – иными словами, сделались совершенно беспомощными.

Случилось повторение, только в большем масштабе, того бедствия, которому подверглись два корабля Хьюза 12 апреля, но в тот день английский адмирал, будучи под ветром и слабее своего противника, должен был принять бой на его условиях, тогда как здесь потери понесли нападавшие, которые, кроме преимущества наветренного положения и выбора способа атаки, обладали еще численным превосходством. Следует отдать должное в этом сражении Хьюзу, который, страдая недостатком предприимчивости и не выказав никакого признака тактического искусства или coup d'oeil [255], проявил все-таки сообразительность и распорядительность в способе отступления и в умении держать в подчинении свои корабли. Не так-то легко распределить по справедливости порицание, которого заслуживает его противник. Сюффрен, не задумываясь, осуждал своих командиров [256]. Однако справедливо отмечалось, что многие из офицеров, которых он осуждал огульно, вели себя раньше хорошо, как под командой Сюффрена, так и под командой других адмиралов; что строй французского флота при преследовании противника был неправильным; что сигналы Сюффрена следовали один за другим со смущающей быстротой; наконец, что случайности, с которыми всегда надо до некоторой степени считаться, сложились против французов, отягощенные неопытностью некоторых командиров. Можно также допустить, что отчасти здесь повинна горячая и необдуманная поспешность Сюффрена, имевшего известные недостатки при своих великих качествах, – недостатки, на которых невольно сыграл его осторожный и сдержанный противник.

Достойно упоминания, что в донесениях Хьюза нет ни малейших жалоб на подначальных ему командиров. Шестеро из них пали в бою, и о каждом он говорит в выражениях простой, но, очевидно, искренней и доброй оценки; об оставшихся же в живых он часто отзывается с большой похвалой, как в частностях, так и в целом. Замечательный контраст между двумя флотоводцами и между судовыми командирами обеих сторон придает особенную поучительность рассматриваемой морской кампании; урок, ею преподанный, находится в полном согласии с опытом военной истории с самого ее начала. Сюффрен отличался гением, энергией, огромной настойчивостью, здравыми военными идеями – и был образованным моряком. Хьюз, по-видимому, обладал всеми техническими сведениями по морской профессии и, вероятно, командовал бы кораблем не менее хорошо, как любой из его командиров; но он не проявил никаких следов качеств, необходимых для офицера на генеральском посту, то есть для флотоводца. С другой стороны, не настаивая на искусстве подчиненных английского адмирала и преданности оных своему долгу, отметим, что, чему бы это обстоятельство ни приписывать, французские корабли по отдельности управлялись несравненно хуже, чем корабли противника. По заявлениям Сюффрена, четыре раза – уж всяко три – английская эскадра спасалась от тяжких бедствий превосходством в качествах своих офицеров над качествами офицеров французских. Хорошие войска часто исправляют результаты дурного командования; но в конце концов лучший военачальник все равно торжествует. Ясно, что именно так было в индийских морях в 1782 и 1783 годах. Война вскоре прервала эту схватку – но не ранее, чем ее исход вполне обозначился.

Сражение 3 сентября, подобно сражению 6 июля, закончилось вследствие перемены ветра к юго-востоку. При этой перемене