Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

Женеве дипломаты продолжали работать. Утром 14 октября делегаты конференции по разоружению собрались, чтобы услышать выступление Саймона, который все еще надеялся, что позиция Англии послужит основой для соглашения с Германией 139. Германская делегация тоже находилась в зале. Ничто не предвещало бури. Но ближе к перерыву в заседании из Берлина стали поступать первые новости о заявлении германского правительства. К полудню все уже знали, что произошло. На лицах большинства делегатов читалась растерянность. В три часа дня председатель конференции Артур Хендерсон зачитал полученную от Нейрата телеграмму, где говорилось, что Германия покидает конференцию, которая не справилась с главной задачей — разоружением. Так немцы пытались снять с себя ответственность за свой шаг. Чуть позже стало известно содержание заявлений Гитлера. Он ни словом не обмолвился о возможном вооружении Германии и говорил только о необходимости разоружения других стран. Его миролюбивые реверансы, однако, не могли никого успокоить. Многие не верили Гитлеру. Все понимали, что Германия будет вооружаться, и совсем не для того, чтобы защитить себя от мнимых угроз. Во второй половине дня прошло запланированное заседание Совета Лиги, на котором обсуждались второстепенные вопросы, связанные с Либерией и ассирийцами. Представители Англии, Франции, Италии и других стран заняли свои места, но кресло германского представителя пустовало. В суматохе, вызванной письмом Нейрата, многие не обратили внимания, что в заявлениях Гитлера говорилось также и о выходе из Лиги Наций. Журналисты кинулись за разъяснениями в представительство Германии, где им сообщили, что немецкие дипломаты пакуют чемоданы и в полном составе отбывают в Берлин 140.

В главных европейских столицах прошли экстренные совещания руководства. Любопытно, что всех гораздо больше испугал выход Германии из конференции по разоружению, чем из Лиги Наций. Из Лондона Макдональд и Болдуин дозвонились до находившегося в Женеве Саймона и пытались добиться от него дополнительной информации. Но Саймон сам ничего не понимал. Вместе с Хендерсоном, Поль-Бонкуром, Дэвисом, Бенешем, итальянцем Сораньей и греком Политисом он пытался решить, что делать дальше. В конечном итоге все согласились с Робертом Сесилом, заявившим, что конференция по разоружению должна продолжиться и без немцев, которым позже предложат подписать ее итоговый документ 141. Советский представитель на конференции Литвинов предложил было переименовать ее в конференцию мира, но эта идея уводила задачи собрания в совершенно иную плоскость и не встретила ни у кого понимания 142. Все пребывали в полной растерянности. Как записал в день германского демарша в своем дневнике Иден, надо было что-то делать раньше, пока у власти находился Брюнинг. «Мы опоздали на автобус еще тогда, и так и не смогли догнать его» 143. Для начала, чтобы как-то сориентироваться в новой ситуации, на конференции был объявлен десятидневный перерыв. Никто не думал тогда, что он затянется до 29 мая следующего года.

В Берлине в этот момент всерьез опасались решительных шагов со стороны Англии, Франции и союзников последней. На всякий случай генерал Бломберг по настоянию Гитлера отдал рейхсверу приказ занять оборонительные позиции вдоль границ с Францией, Польшей и Чехословакией 144. Гитлер, конечно, понимал, что реального сопротивления рейхсвер оказать не сможет, но фюрер не исключал вторжения и поэтому сильно нервничал. Много лет спустя Иден признавал, что такая возможность учитывалась Лондоном, и с правовой точки зрения Союзники вполне могли применить силу, чтобы не допустить перевооружения Германии 145. Но очень быстро Гитлер понял, что бояться ему нечего. Возвратившийся из отпуска французский посол Франсуа-Понсе 17 октября встретился с Нейратом и вместо протестов стал зачем-то объяснять министру, что Германия не так поняла намерения Франции 146. В Лондоне премьер Макдональд пытался убедить членов правительства, что Германия ушла с конференции, потому что не так поняла Саймона 147. Политики в европейских столицах продолжали что-то говорить, объяснять какие-то вещи друг другу и немцам, но все их помыслы были направлены на то, как вернуть Германию на конференцию. «Критический момент миновал, — с облегчением заявил Гитлер на заседании правительства 17 октября. — Угрожающие Германии шаги не были предприняты, и теперь их уже не стоит ожидать» 148. Фюрер понял, что он победил. Встретившийся с ним в тот же день утром новый американский посол Уильям Додд отметил в дневнике, что «Гитлер очень самоуверен и настроен крайне воинственно» 149.

Через месяц после этих событий, 12 ноября, в Германии состоялся плебисцит и прошли выборы в рейхстаг. 95% избирателей одобрили выход страны из Лиги Наций и конференции по разоружению, а также проголосовали за НСДАП, единственную партию, оставшуюся в бюллетенях для голосования. Надо отдать нацистам должное — они ловко провели предвыборную агитацию. Внимание избирателей было сосредоточено на слове «мир». «Поддерживаете ли вы мирную политику правительства Рейха?» — так ставился вопрос на плебисците. Виктор Клемперер, германский писатель и филолог еврейского происхождения, был одним из немногих, кто ответил «нет» на вопрос плебисцита и проголосовал против нацистской партии. «Безудержная пропаганда, призывающая ответить “Да”, — записал он в своем дневнике накануне дня голосования. — На каждом коммерческом автомобиле, каждой почтовой машине и велосипеде почтальона, на каждом доме и в витрине каждого магазина, на широких транспарантах, протянутых через улицы, — везде цитаты Гитлера и призывы сказать “Да” миру. Всюду чудовищное лицемерие» 150. Нацисты умудрились провести голосование даже в концлагерях. В Дахау, например, право голоса получили 2242 узника, и 2154 из них, как значилось в официальных отчетах, поддержали тех, кто отправил их за колючую проволоку 151. Запад не протестовал, не критиковал организацию голосования и не подверг сомнению опубликованные результаты. Вместо этого Саймон просил германского посла Гёша о помощи в восстановлении испорченных личных отношений с Нейратом. Глава Форин Офис смиренно оправдывался, убеждая посла, что «не чувствует себя виноватым», и просил передать это на Вильгельм-штрассе 152.

Гитлер вышел триумфатором из созданной им рискованной ситуации. То, что веймарские политики пытались решить шаг за шагом в течение более чем десяти лет, Гитлер разрубил одним махом, как «гордиев узел», и никто не посмел ему перечить. Версальская система начала рушиться. Германия односторонним действием добилась формального равенства с державами-победительницами. Мирный договор еще существовал, но из его основания была вынута важная опора, и вся конструкция зашаталась. Западным державам оставалось разбираться между собой, как такое могло произойти и что делать дальше. Англосаксы поспешили сделать крайней Францию, проявившую излишнюю неуступчивость. «Франция относится к Германии явно несправедливо», — сообщил Гитлеру американский посол Додд на их первой встрече 17 октября 153. Ллойд Джордж на страницах The Daily Mail обвинил французов в том, что, не желая