Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

разоружаться, они уничтожают Версальский договор, а любые попытки французов оккупировать Германию, чтобы избавиться от Гитлера, приведут лишь к распространению коммунизма в Европе 154. Артур Хендерсон пытался склонить французов к проведению двусторонней встречи Даладье с Гитлером, на которой стороны могли бы снять существующее напряжение, но получил категорический отказ. «Даладье не сможет пожать руку, обагренную кровью», — сообщил англичанину Поль-Бонкур 155. Даже собственный посол в Берлине убеждал Кэ д’Орсе сделать шаги к сближению с Германией. «Время работает против нас», — предупреждал Франсуа-Понсе, предлагая, пока не поздно, добиться от Гитлера хоть каких-то обязательств 156. Но французское правительство не желало принимать рискованных решений. Франция в этот период переживала очередную министерскую чехарду, вызванную бюджетным кризисом. За пять месяцев, с октября 1933 по февраль 1934 года, в стране сменилось четыре премьер-министра, и никто из них не стремился связывать свое имя с непопулярными шагами.

В Берлине, наблюдая за реакцией стран Запада, лишь потирали руки. Гитлер не ожидал, что его импульсивный демарш не только пройдет гладко, но и вызовет взаимные упреки у его оппонентов. Уже 17 октября Гитлер на заседании правительства с удовлетворением отметил, что в письме, полученном от Хендерсона, «прослеживаются внутренние конфликты между ведущими странами на конференции» 157. Уход из Лиги Наций и с переговоров по разоружению стал первым большим успехом Гитлера во внешней политике. «11 ноября (день окончания Первой мировой войны. — И. Т.) германский народ формально утратил свою честь, — с пафосом произнес фюрер, объявляя результаты плебисцита. — 12 ноября пятнадцать лет спустя германский народ вернул ее себе» 158. После такого триумфа Гитлер почувствовал безнаказанность и уверовал в собственное провидение, в некую особую миссию, которую он призван исполнить. Он стал меньше прислушиваться к своему окружению и больше полагаться на собственную интуицию. В дальнейшем он не раз ставил всех в тупик своими непродуманными, авантюрными решениями. И каждый раз после их принятия какое-то время боялся ответной реакции стран Запада. Игра в «русскую рулетку» стала его фирменным стилем в международных отношениях.

Своим поступком Гитлер фактически поломал сложившийся в Европе многосторонний переговорный механизм. Германия перестала быть частью переговорного процесса в Лиге Наций и на конференции по разоружению, и не было серьезных оснований полагать, что она туда вернется. Гитлер, правда, заявлял в публичных выступлениях, что условием возвращения Германии может стать предоставление ей ничем не ограниченного равенства с другими странами, но Нейрат в частных беседах с западными дипломатами всегда признавался, что возврат невозможен 159. Сам Гитлер в разговорах с западными послами называл «абсурдным» существующее в Лиге положение и утверждал, что Германия не может вернуться в международную организацию, «в которой решающий голос имеют малые и незначительные государства, тогда как в ней отсутствуют такие державы, как Россия, Америка и Китай» 160. Какое-то время западные страны не желали признавать свое поражение и делали вид, будто Германия может поменять свое решение. В письме английского правительства, переданном Гитлеру 24 октября, выражалась надежда, что Германия скоро передумает и вернется к сотрудничеству 161. Однако никаких реальных предпосылок к этому не было. Германию полностью устраивало, что ни Лига, ни ее Совет, ни другие, предусмотренные Уставом комитеты и комиссии, уже не могли ее контролировать и на нее воздействовать. Кроме того, выйдя из Лиги, Германия сделала фактически недействительным Пакт четырех. Итальянцы пытались было обсудить сложившуюся ситуацию в рамках этого пакта, но Ней-рат уже 16 октября проинструктировал посла в Риме Хасселя, что обращение к Римскому пакту далее невозможно, «поскольку последний, особенно в преамбуле, весь пронизан упоминаниями о Лиге Наций» 162. Итальянцы обижались. Муссолини, для которого Пакт четырех был предметом личной гордости, считал выход немцев из Лиги ударом по собственному престижу. «Если бы вы покинули только конференцию, это было бы естественным», — жаловался дуче германскому послу 163.

Так или иначе, но многосторонних переговорных площадок с участием Германии в Европе не осталось. Дальнейшие разговоры с немцами дипломатам предстояло вести в рамках двусторонних отношений. Это устраивало Германию, поскольку создавало для нее дополнительные возможности противостоять, при необходимости, единой позиции западных держав. Но что еще важнее — на смену западной модели коллективной безопасности, которая, конечно же, была несовершенна и не имела реальных механизмов принуждения, пришла продвигаемая Гитлером система двухсторонних пактов. Тогда многие не поняли возможных последствий этой перемены. В своих воспоминаниях Иден признавался, что даже в 1935 году «еще не было ясного понимания разворачивавшейся борьбы между коллективной безопасностью и региональными пактами. Страны, ставшие союзниками во Второй мировой войне, — писал он, — считали, что мир должен поддерживаться коллективно всеми государствами, заинтересованными в защите мирового порядка. К сожалению, мы не могли тогда договориться ни о способах его поддержания, ни о военном участии, которое каждая страна должна была обеспечить. В результате коллективная безопасность не стала достаточно притягательной силой для соседей Германии, когда Гитлер предложил каждому из них отдельные пакты, внешне вполне безобидные, но призванные способствовать тому, чтобы он мог расправиться со своими противниками поодиночке» 164.

Освободившись от международного контроля, Гитлер тут же принялся создавать новую германскую армию. На смену рейхсверу должен был прийти вермахт. Для начала Гитлеру нужно было увеличить численность армии. Споры вокруг того, каким количеством солдат и офицеров реально обладает Германия, англичане и французы вели еще с веймарскими политиками. Предметом постоянных разногласий были соединения фрайкоров (добровольческих формирований) и отряды боевиков, которые были созданы нацистами и коммунистами (позже такие отряды появились и у социалистов). Их численность не поддавалась точному исчислению, но в совокупности она в несколько раз превосходила разрешенную Германии Версальским договором армию в 100 тысяч человек. После прихода Гитлера к власти вопросы западных политиков стали вызывать отряды СА и СС, вооруженные не только стрелковым оружием, но также легкой артиллерией и бронетехникой. Гитлер отказывался приравнивать формирования СА и СС к рейхсверу, хотя структурно и территориально они создавались по армейскому образцу. Французам фюрер объяснял: «СА и СС не являются военными организациями и не станут ими в будущем. Они составляют неотъемлемый элемент политической системы национал-социалистической революции и, следовательно, национал-социалистического государства... Единственной задачей этих формирований является организация политических масс нашего народа» 165. Надо сказать, что Гитлер и сам опасался этих плохо контролируемых банд головорезов, которых в общей сложности насчитывалось более 2 миллионов человек. На них постоянно жаловались не только рядовые немцы, но и многие посольства зарубежных стран, чьи граждане часто подвергались избиениям и задержаниям штурмовиками (за то, например, что при встрече не вскидывали руку в нацистском приветствии).