Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

дальнейшим действиям – в таком случае в настоящее время можно лишь надеяться, что побежденная сторона сумеет восстановить свой флот в течение войны, а бедственность результата для нее будет поэтому пропорциональна зависимости от морской силы. Трафальгарская битва, потерпи Англия поражение, была бы для нее гораздо более фатальным ударом, чем произошло в действительности для Франции, при условии, что участвовавший в деле английский флот представлял бы, как это имело место по отношению к союзному флоту, ядро силы нации. Трафальгар в таком случае стал бы для Англии тем, чем были Аустерлиц для Австрии и Йена для Пруссии. Англия понесла бы существенный урон из-за уничтожения или дезорганизации ее военных сил, что, как полагают, и было желанной целью Наполеона.

Но указывают ли последствия таких исключительных бедствий в прошлом на малое значение той резервной силы, основанной на числе жителей, способных к известному роду военной службы, о которой здесь говорится? Упомянутые удары наносились людьми исключительного гения, во главе вооруженных отрядов исключительной подготовки, имевших престиж esprit de corps [25], и, кроме того, обращались на противников, более или менее деморализованных сознанием своей сравнительной слабости под впечатлением предшествовавших поражений. Аустерлицкому бою незадолго до того предшествовало Ульмское сражение, где тридцать тысяч австрийцев сложили оружие без боя, а история нескольких предыдущих лет полнилась поражениями Австрии и успехами Франции. Трафальгарская битва последовала за крейсерством, справедливо названным кампанией почти постоянных неудач, а несколько ранее, но тоже сравнительно недавно, состоялись памятные для союзного флота поражения – испанцев при Сент-Винсенте и французов при Абукире. За исключением битвы под Йеной, эти поражения были не просто бедствиями, но окончательными ударами для побежденных; в Йенской же кампании имело место такое неравенство условий противников по численности, по вооружению и по общей подготовке к войне, которое делает последствия ее менее приложимыми к обсуждению возможного результата единичной победы.

Англия в настоящее время является величайшей морской державой в мире, при паре и железе она удержала то превосходство, какое имела в дни парусов и дерева. Франция и Англия обладают самыми крупными военными флотами среди всех держав, и вопрос о том, который из двух сильнее, еще настолько открыт, что эти страны могут считаться равносильными в материальной подготовке к морской войне. Зададимся вопросом: можно ли предположить такое различие в личном составе названных флотов или в подготовке, при котором вероятным результатом одной битвы между ними или одной кампании будет решительное неравенство? Если нет, то выступит на сцену резервная сила, сначала организованный резерв, затем резерв мореходного населения, резерв технической подготовки и резерв материального богатства. До некоторой степени, кажется, забывают, что первенство Англии в технике дает ей резерв механиков, которые легко могут ознакомиться с техническими требованиями службы на современных броненосцах; так как война ляжет бременем на торговлю и промышленность, то образуется избыток незанятых матросов и механиков, которые облегчат комплектование военных кораблей.

Весь вопрос о значении резерва, организованного или неорганизованного, сводится к следующему: допускают ли современные условия войны вероятность того, что из двух почти равносильных противников один будет так ослаблен в одну кампанию, что удастся достигнуть решительного результата? Морская война пока не дает ответа. Поразительные успехи действий Пруссии против Австрии и Германии против Франции должны, кажется, рассматриваться как результат столкновений сильнейших наций с гораздо более слабейшими, и не важно, объясняется ли слабость последних естественными причинами или недееспособностью правителей. Как повлияла бы на исход русско-турецкой войны задержка войск, подобная той, что имела место под Плевной, если бы в Турции был какой-либо резерв национальной силы, который она могла бы призвать?

Если время, как это всюду допускается, есть главный фактор на войне, то государствам, дух народа в которых, по существу, не военный и население которых, как всякое свободное население, противится оплате больших военных взносов, надлежит заботиться о том, чтобы, по крайней мере, быть достаточно сильными для выигрыша времени: это позволит обратить энергию и способности своих граждан на новые виды деятельности, обусловленные войной. Когда наличная сила государства, морская или сухопутная, достаточна для достижения этой цели даже при невыгодных условиях, то страна может положиться на свои естественные источники, обращаясь к каждому из них по потребности – к численности населения, к его богатству, к его способностям всякого рода. Но если, с другой стороны, военная сила государства может быть быстро разбита, то даже при обладании самыми богатыми источниками естественной силы не спастись от условий не только унизительных, но и таких, которые отсрочат возможность реванша до отдаленного будущего. «Если то-то и то-то можно затянуть, то дело может быть спасено или исполнено» – так часто утверждается на более ограниченном театре войны; а о больном нередко говорят: «Если пациент сможет пережить такой-то кризис, то сильная натура позволит ему оправиться».

Англия до некоторой степени является сегодня одним из таких государств. Голландия тоже входила в их число; она не хотела платить и спаслась от разорения, будучи на волосок от краха. «Никогда, ни в мирное время, ни под страхом гибели, – писал о голландцах их великий государственный деятель де Витт [26], – не примут они решений, которые обязывали бы к долговременным денежным жертвам. Характер голландца таков, что, если опасность не предстанет перед ним лицом к лицу, он не выложит из кармана денег для собственной обороны. Мне приходится иметь дело с народом, который, будучи щедр до расточительности там, где следовало бы быть экономным, часто бережлив до скупости там, где следовало бы тратить щедро».

Всему миру известно, что и наша страна не свободна от такого упрека. Соединенные Штаты Америки не имеют такого оплота, за которым они могли бы выиграть время для развития резервной силы. Что касается мореходного населения, отвечающего возможным нуждам, то где оно? Такой ресурс, пропорциональный береговой линии и населению страны, можно отыскать лишь в национальном торговом мореходстве и в связанной с ним промышленности, которые в настоящее время едва ли у нас существуют. Не имеет значения при этом, будет ли экипаж таких судов комплектоваться из местных уроженцев или из иностранцев, лишь бы он был привязан к нашему флагу и лишь бы морская сила страны была достаточна для того, чтобы дать большинству этих судов возможность в случае войны возвратиться домой из иностранных вод. Если иностранцы тысячами допускаются к голосованию, то отчего они не могут занимать боевые места на палубе корабля?

Хотя в рассуждениях наших мы несколько уклонились в сторону, но все-таки их можно считать достаточными для вывода, что многочисленное население, занятое промыслами, связанными с мореходством, представляет ныне,