Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

путями приближались к достижению могущества на море. Эти природные устремления и это развитие, конечно, по временам уклонялись в сторону и серьезно задерживались вмешательством других держав, ревниво относившихся к такому процветанию Англии, какого их население могло добиться лишь путем искусственной поддержки; о последней мы будем говорить при разборе влияния характера правительства на морскую силу.

Склонность к торговой деятельности, в том числе необходимое производство предметов для торговли, составляет национальную характеристику, в высшей степени важную для развития морской силы, так как маловероятно, чтобы при такой склонности и соответствующих морских границах нация могла бы испугаться опасностей моря или иных неудобств мореплавания и пренебречь стяжанием богатств через океанскую торговлю. Конечно, богатство приобретается разными путями, но тогда оно не приводит к развитию морской силы. Возьмем для примера Францию. Это чудная страна с трудолюбивым населением и превосходным положением. Французский флот переживал известные периоды большой славы и даже в дни своего упадка никогда не обесчещивал военной репутации, столь дорогой для наций. Тем не менее как морское государство, надежно опирающееся на широкий базис морской торговли, Франция в сравнении с другими историческими морскими державами никогда не занимала положения по-настоящему значимого. Главная причина в отношении свойств народа заключается в способах, какими народ добывает богатства. Испания и Португалия искали обогащения в добывании золота из недр земли, а характер французского народа заставляет идти к благосостоянию путем бережливости, экономии, накопления. Говорят, что труднее сохранить состояние, чем его составить. Может быть, так и есть; но отважный темперамент, побуждающий рисковать наличным ради большего, имеет много общего с тем духом предприимчивости, который завоевывает мир для торговли. Осторожность и стремление к экономии, действия робкие, подразумевающие уверенность в успехе, могут привести к общему благосостоянию в малом масштабе, но не к развитию внешней торговли и мореходных интересов. Для иллюстрации сказанного приведем пример, придавая ему только то значение, какое он заслуживает.

Один французский офицер, разговаривая с автором о Панамском канале, сказал: «Я имею две акции в этом предприятии. Во Франции мы не поступаем так, как у вас, где большое число акций сосредоточивается в руках немногих. У нас многие берут одну или всего несколько штук. Когда акции появились на рынке, то жена посоветовала мне купить одну для себя и одну для нее». По отношению к обеспечению личного достатка человека такое благоразумие, без сомнения, оправданно; однако когда излишняя осторожность или финансовая робость становятся национальной чертой, то они неизбежно начинают ограничивать национальные торговые предприятия и судоходство. Осторожность в денежных делах в приложениях к другим сторонам жизни ограничила деторождение и почти остановила прирост населения Франции.

Благородные классы Европы унаследовали от Средних веков надменное презрение к мирной торговле, которое оказало влияние на развитие, различное в различных государствах, в зависимости от национального характера населения. Гордые испанцы легко усвоили дух этого презрения, которое, заодно с пагубной нелюбовью к труду и с отсутствием выдержки, отвратило их от торговли. Во Франции тщеславие, признаваемое даже самими французами за национальную черту, влияло в том же направлении. Многочисленность и блеск дворянства, а также почет, которым оно пользовалось, как бы наложили печать ущербности на профессии, дворянами презиравшиеся. Богатые купцы и фабриканты стремились к получению дворянства и, добившись его, покидали свое прибыльное дело. Поэтому, хотя трудолюбие народа и плодородие почвы спасли Францию от полного торгового упадка, коммерческие деятели в ней занимали довольно унизительное положение, заставлявшее лучших из них изменять своей профессии при первой же возможности. Людовик XIV под влиянием Кольбера обнародовал повеление, уполномочив «всех дворян принимать участие в торговом мореходстве и торговле вообще без опасения, что это может унизить их дворянское достоинство, но при условии только, чтобы они не торговали по мелочам»; в объяснение причины указа говорилось, что «надлежит, для блага наших подданных и для нашего собственного удовлетворения, искоренить остаток господствующего общественного мнения, будто бы морская торговля несовместима с дворянством». Но предрассудок, ведущий к признаваемому превосходству, не поддается искоренению, особенно когда тщеславие выступает выдающейся чертой национального характера; много лет спустя Монтескьё учил, что занятия дворянства торговлей противны духу монархии. В Голландии тоже было дворянство, но это республиканское государство давало широкий простор личной свободе и предприимчивости, и центры власти в нем находились в больших городах. Основанием национального величия были деньги, точнее богатство. Последнее как источник гражданского отличия влекло за собой влияние или власть в государстве, с которыми связывалось социальное положение и почет. Так же было и в Англии, знать которой гордилась титулами, но в представительном правительстве значение богатства не могло низводиться или даже сколько-нибудь затеняться. Оно было своего рода патентом и чтилось всеми, а потому в Англии и в Голландии профессии, служившие источником богатства, пользовались уважением, перенятым у самого богатства. Во всех вышепоименованных странах общественное мнение как выражение отличительных национальных свойств оказывало существенное влияние на положение национальной торговли.

Национальный характер влияет на развитие морской силы в самом широком смысле этого выражения еще другим образом: он проявляется в способности нации основывать цветущие колонии. Колонизация, как и всякое дело, подлежащее развитию, тем больше обречена на успех, чем более она естественна. Поэтому колонии, которые возникают из сознательных потребностей и естественных побуждений всего народа, имеют наиболее прочные основания, а их последующий рост тем более обеспечен, чем менее будет вмешиваться в него метрополия, если народ обладает способностью к независимой деятельности. Люди трех прошлых столетий живо осознавали значение колоний как рынков сбыта отечественных продуктов и как питомников для торговли и мореходства, но не всегда одинаковый характер имели заботы о колониях, и не всегда одинаковый успех сопровождал различные схемы колонизации. Недостаток естественных побуждений в народе к организации колоний не восполнить усилиями государственных деятелей, сколь бы дальновидны и заботливы они ни были; точно так же и самые точные установления, продиктованные из метрополии, не способны принести результатов лучше, чем спокойное предоставление колониям свободы в том случае, когда в национальном характере лежит зародыш саморазвития. Успешные колонии свидетельствуют о мудрости центральной администрации не больше, чем колонии неуспешные, – может быть, даже меньше. Если, с одной стороны, приходится допустить, что обдуманная система и предусмотрительность правительства, постоянная заботливость, тщательное приспособление средств к целям и тому подобное важны и для колониального развития, то, с другой стороны, нельзя не видеть, что гений Англии отличается меньшей систематизирующей способностью, нежели гений Франции, а между тем Англия, а не Франция сделалась первыми в мире колонизаторами. Успешная колонизация с ее последующим влиянием на торговлю и морскую силу зависит главным образом от национального характера, потому что колонии развиваются лучше