Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

заставить ее воспринимать, благоразумные заботы о постоянной готовности военного элемента были следствием той особенности политических учреждений Англии, которая, в сущности, передала власть в рассматриваемую эпоху классу, составлявшему земельную аристократию. Такой класс – каковы бы ни были его недостатки в других отношениях – с готовностью принимал и лелеял здоровые политические традиции, естественно гордился славой страны и был сравнительно нечувствителен к лишениям тех слоев общества, за счет которых эта слава поддерживалась. Он без затруднений выносил бремя денежных сборов, необходимых для подготовки к войне и для ее ведения, будучи более богатым по сравнению с другими классами. Источники его богатства не пострадали непосредственно во время предыдущей войны, в отличие от источников торговли, поэтому он не разделял той политической робости, которую принято называть «робостью капитала» и которая свойственна тем, чье состояние и дело подвергаются риску. Тем не менее в Англии этот класс не был совсем уж безразличен ко всему, что касалось выгоды и невыгоды торговли. Обе палаты парламента соперничали в бдительной заботе о расширении торговли и о покровительстве торговцам; частому углублению в торговые нужды приписывает морской историк возраставшее влияние исполнительной власти на управление флотом. Земельный класс также естественно воспринимал и сохранял дух воинской чести, который имел первостепенное значение в века, когда военные учреждения не предлагали еще достойную замену так называемому l’esprit de corps. Полный кастовых предубеждений и предрассудков, которые чувствовались во флоте и вообще везде, упомянутый класс имел достаточно здравого практического смысла для того, чтобы не мешать достойным представителям низших слоев общества достигать высокого положения; каждый век имел английских адмиралов, вышедших из народа. В этом свойстве английский высший класс заметно отличался от французского. Даже в 1789 году, в канун революции, в ежегоднике французского флота стояло имя официального чиновника, на которого возложили обязанность проверять доказательства благородного происхождения молодых людей, намеревавшихся поступить в морскую школу.

С 1815 года и вплоть до наших дней правительство Англии подчиняется в значительнейшей мере представительству народа. В будущем предстоит выяснить, пострадает ли от этого морская сила страны, широким базисом которой по-прежнему остаются сильно развитая торговля, крепкая механическая промышленность и обширная колониальная система. Точно так же остается открытым вопрос о том, будет ли демократическое правительство обладать достаточной дальновидностью и большей чувствительностью к национальному положению и кредиту, а также готовностью обеспечить процветание упомянутой силы надлежащими денежными затратами в мирное время – все это необходимо для подготовки к войне. Народные правительства обыкновенно не склонны к военным издержкам, при всей необходимости последних, и имеются признаки того, что современная Англия слабеет в этом отношении.

Выше уже говорилось, что Голландская республика даже больше, чем английская нация, обязана своим богатством и самой жизнью морю. Но характер и политика голландского правительства значительно менее благоприятствовали надлежащей поддержке морской силы. Составленная из семи провинций, политически поименованных Соединенными провинциями, Голландия страдала от разделения власти, о котором американцы получат достаточное понятие, сравнив их с законами штатов, только в большем масштабе. Каждая из морских провинций имела собственный флот и собственное адмиралтейство, что вело к ревнивому соперничеству. Конечно, вредному влиянию этого соперничества отчасти противодействовало заметное преобладание провинции Голландия, которая в одиночку содержала пять шестых соединенного флота и платила пятьдесят восемь процентов налогов, вследствие чего имела и пропорциональное участие в руководстве национальной политикой. Дух народа, в высшей степени патриотичного и способного приносить крайние жертвы за свободу, но все-таки узко коммерческого, царил в правительстве, которое, по сути, правильно называть коммерческой аристократией, и заставлял его враждебно относиться не только к войне, но и к издержкам, необходимым для готовности к ней. Как говорилось выше, голландские бюргеры соглашались нести расходы на оборону не ранее того момента, когда опасность вставала перед ними лицом к лицу. Однако, пока держалось у власти республиканское правительство, эта экономия менее всего распространялась на флот; до смерти Яна де Витта в 1672 году и даже до мира с Англией в 1674 году голландский флот по численности кораблей и по снаряжению вряд ли уступал соединенным флотам Англии и Франции. Его сила в то время определенно спасла страну от разгрома, замышлявшегося двумя королями. Со смертью де Витта республика пала, за чем последовало фактическое восстановление монархии при правлении Вильгельма Оранского. Долголетняя политика этого принца, тогда восемнадцатилетнего юноши, состояла в противодействии Людовику XIV и расширению французской державы. Это противодействие обратилось более на сухопутные, чем на морские, операции – результат, вызванный уклонением Англии от войны. Уже в 1676 году адмирал де Рюйтер понял, что флот, командовать которым его назначили, недостаточно силен для сопротивления хотя бы одной только Франции. Правительство ведь смотрело на сухопутные границы, а флот быстро приходил в упадок. В 1688 году, когда Вильгельму Оранскому понадобилась эскадра для переправы в Англию, амстердамские бургомистры публично заявили – мол, флот нерасчетливо ослаблен в численности и лишен способнейших командиров. Сделавшись королем Англии, Вильгельм сохранил титул правителя (штатгальтера) Голландии и прежнюю свою европейскую политику. В Англии он отыскал морскую силу, в которой нуждался, а средства Голландии использовал для сухопутной войны. Этот голландский принц согласился, чтобы в военных советах союзных флотов голландские адмиралы сидели ниже младшего английского капитана, и приносил интересы Голландии на море в жертву требованиям Англии с такой же готовностью, с какой попирал гордость своих соотечественников. Когда он умер, новое правительство какое-то время продолжало придерживаться его политики. Блюдя территориальные интересы, голландцы при заключении Утрехтского мира, который завершил ряд войн, длившихся более сорока лет, не предъявили никаких притязаний на влияние на море, не сделали ничего для развития морских ресурсов и для расширения своих колоний и торговли.

О последней из этих войн английский историк говорит: «Бережливость голландцев сильно повредила их репутации и торговле. Их военные корабли в Средиземном море всегда снабжались припасами лишь на короткое время, а их конвои были организованы во всех отношениях так слабо, что на один терявшийся нами корабль они теряли пять, что справедливо породило общее убеждение, что мы более надежные перевозчики, чем они; а это, конечно, имело хорошие для нас последствия. Отсюда произошло то, что наша торговля скорее возросла, чем уменьшилась, в этой войне».

С этого времени Голландия уже не притязала на морскую силу и быстро утратила то почетное положение среди держав, которое эта сила ей обеспечила. Впрочем, ради справедливости отметим, что никакая политика не могла бы спасти от упадка эту маленькую и мужественную нацию, вызвавшую стойкую вражду Людовика XIV. Дружба с Францией, обеспечив мир на сухопутной границе, позволила бы, по крайней мере, довольно долго