Влияние морской силы на историю - Альфред Тайер Мэхэн

Этому предприятию, имевшему целью восстановить торговлю после утраты устья Шельды, также воспрепятствовали морские силы Англии и Голландии; жадные стремления этих держав к монополии торговли при поддержке Франции задушили этот проект через несколько лет. В Средиземном море Утрехтское соглашение было нарушено императором Австрии, естественным союзником Англии при тогдашнем положении дел в европейской политике. Подстрекаемый Англией, он, уже завладев Неаполем, потребовал также Сицилию в обмен на Сардинию. Испания сопротивлялась, и ее флот, только что начавший оживать при энергичном министре Альберони, был разбит и уничтожен английским флотом близ мыса Пассаро в 1718 году, а в следующем году французская армия по настоянию Англии перешла Пиренеи и довершила дело разрушением испанских адмиралтейств. Так Англия, владея уже сама Гибралтаром и Маоном, передала Неаполь и Сицилию в руки своего друга, а неприятеля разбила наголову. В Испанской Америке она злоупотребляла своими торговыми привилегиями, уступленными Испанией под давлением необходимости, широко практикуя контрабанду, которую едва старалась скрывать; когда выведенное из терпения испанское правительство позволило себе не вполне сдержанно противодействовать, то кабинет министров, якобы озабоченный миром, и оппозиция, настаивавшая на войне, обосновывали свои суждения честью и морским престижем Англии.

При этом, пока английская политика настойчиво стремилась к расширению и усилению основ влияния страны на океанах, прочие правительства Европы словно ослепли и пренебрегали опасностями, которыми было чревато возрастание морской силы Англии. Бедствия, постигшие слишком уж возмечтавшую о силе Испанию в давно прошедшие дни, как будто забылись заодно с недавним уроком кровавых и дорого обошедшихся войн из-за чрезмерных притязаний Людовика XIV. Между тем на глазах государственных людей Европы неуклонно и зримо созидалась третья подавляющая сила, стремившаяся к деятельности эгоистичной и наступательной, хотя и не такой жестокой, но гораздо более успешной, чем деятельность любой из ее предшественниц. Это была морская сила, деяния которой, более молчаливые, чем звон оружия, редко замечаются своевременно, хотя и не скрываются глубоко. Едва ли можно отрицать, что бесконтрольное господство Англии на морях в течение почти всей эпохи, избранной предметом изучения в настоящем труде, было, по причине отсутствия достойного ей соперника, главным из тех военных факторов, которые определили конечный исход большинства войн [27]. Однако влияние этого фактора настолько не предусматривалось после Утрехтского мира, что Франция, движимая личными побуждениями ее правителей, действовала в течение двенадцати лет рука об руку с Англией против Испании; хотя с переходом власти в руки кардинала Флери в 1726 году эта политика изменилась, французский флот по-прежнему оставался в небрежении, и единственным ударом, нанесенным Англии, было утверждение принца из дома Бурбонов, естественного ее врага, на троне Обеих Сицилий в 1736 году. В начале войны с Испанией в 1739 году английский флот превосходил по численности соединенные флоты Испании и Франции, и это численное превосходство неумолимо возрастало на протяжении охватившей четверть столетия череды почти непрерывных войн. В этих войнах Англия, сначала инстинктивно, а затем осознанно, под руководством правительства, сумевшего не упустить выгоду и оценить возможности для применения морской силы, быстро создавала ту могущественную колониальную империю, основания которой были уже прочно заложены в самых свойствах ее колонистов и в качествах ее флота. В делах же сугубо европейских ее богатство, следствие морской силы, обеспечило стране видную долю. Система субсидий, введенная за полстолетия до того в войнах Мальборо [28] и получившая наибольшее развитие полстолетия спустя в Наполеоновских войнах, дала Англии возможность поддерживать союзников, которые без субсидий ослабли бы, а то и вовсе оказались бы парализованными. Кто сможет отрицать, что правительство, которое одной рукой усиливало слабеющих союзников на континенте жизненной струей денег, а другой выгоняло врагов с моря и из их главных владений – Канады, Мартиники, Гваделупы, Гаваны, Манилы, – принесло стране первенствующую роль в европейской политике; кто откажется видеть, что сила этого правительства и населения страны, малой размерами и бедной ресурсами, росла прямиком из моря? Политику английского правительства в войне проясняет речь Питта [29], который был главным гением войны, пусть и потерял власть ранее ее окончания. Осуждая мир 1763 года, заключенный его политическим противником, он заявил: «Франция прежде всего, если не исключительно, грозна для нас как морская и коммерческая держава. То, что мы выигрываем нанесением ей вреда, должно быть для нас наиценнейшим. Вы же оставили Франции возможность оживить флот». А между тем приобретения Англии были огромными, ее господству в Индии ничто не угрожало, и вся Северная Америка к востоку от Миссисипи перешла в ее руки. К этому времени направление действий ее правительства ясно обозначилось, получило силу традиций и твердо проводилось. Правда, Американская война за независимость была большой ошибкой с точки зрения интересов морской силы, но правительство вовлеклось в нее незаметно для себя из-за вереницы естественных промахов.

Оставляя в стороне политические и конституционные соображения и рассматривая вопрос как чисто военный или морской, можно характеризовать сущность дела так: американские колонии были многочисленными общинами, развивавшимися на изрядном расстоянии от Англии. Будучи привязаны к родной стране – а такая привязанность до поры была близка к восторженной, – они обеспечивали надежную базу для ее морской силы в той части света, но их территория и население были слишком велики для того, чтобы, особенно на таком удалении от Англии, рассчитывать удержать их оружием, пожелай какие-либо могущественные нации помочь им отложиться от метрополии. Это условие с каждым годом становилось все более реальным. Горькое унижение Франции и Испании было так свежо в памяти, что обе страны жаждали реванша, и все знали, что Франция особенно энергично строит новый флот. Будь американские колонии тринадцатью островами, то морская сила Англии быстро уладила бы все затруднения, но вместо физического барьера колонии разделяло только ревнивое соперничество, которое потухало при общей опасности. Войти преднамеренно в борьбу с ними, стараться удержать силой столь обширную территорию с огромным враждебным населением и столь далекую от Англии было равносильно возобновлению семилетней войны с Францией и Испанией, да еще при условии, что американцы выступят не на стороне Англии, а против нее. Семилетняя война легла на казну тяжким бременем, и мудрое правительство наверняка предвидело бы невозможность новой схватки и понимало необходимость соглашения с колонистами. Но правительство рассматриваемой эпохи не было мудрым и пожертвовало важным элементом морской силы Англии – по ошибке, а не добровольно, по надменности, а не по слабости.

Это постоянное следование общему направлению политики, без сомнения, облегчалось для череды английских правительств самими условиями страны. Единство цели было до некоторой степени вынужденным. Твердое сохранение морской силы, надменная решимость