19 ноября 1942. Сталинград от наших и ненаших - Николай Николаевич Яковлев

Ост», созданный для грабежа советских земель, издавал инструкции для оккупационных властей, в которых прямо указывалось, что речь идет о создании таких условий, когда местное население ждет голодная смерть. В инструкции от 23 мая 1941 года подчеркивалось: «Многие миллионы людей станут излишни на этой территории, они должны умереть или переселиться в Сибирь. Попытки спасти там население от голодной смерти могут быть предприняты только в ущерб снабжению Европы. Они подорвут стойкость Германии в войне, они подорвут способность Германии и Европы выстоять блокаду».

В ноябре 1941 года Геринг хладнокровно заметил итальянскому министру иностранных дел Чиано как о само собой разумеющемся: «В этом году в России умрет от голода от 20 до 30 миллионов человек. Может быть, даже хорошо, что так произойдет, ведь некоторые народы надо сокращать». Все это признавали закономерным авторы «Генерального плана Ост».

Руководители CС и привлеченная ими профессура (профессор Майер, профессор Шульц, доктор Вертуель и др.) прилежно трудились над разработкой и уточнением «Генерального плана Ост» вплоть до конца 1943 года. Они делали подробные расчеты и наконец пришли к выводу – в будущей колонии СС, то есть при «заселении вплоть до Урала», необходима 80-процентная «германизация» соответствующих территорий. Следовательно, подлежало физическому истреблению минимум 120–140 миллионов человек, на место которых предстояло поселить 8–9 миллионов немцев. Ожидалось, что в считанные годы немецкое население достигнет здесь 100 миллионов человек…

Красная Армия сорвала «Генеральный план Ост», но то, что удалось уже совершить нацистским убийцам во исполнение его, потрясает до глубины души. До войны на советских территориях, временно оккупированных Германией, проживало 88 миллионов человек, после войны осталось 55 миллионов. Из недостающих 33 миллионов человек 10 миллионов удалось эвакуировать в советский тыл, часть мужчин ушла воевать в Красную Армию. Остальное население (за вычетом угнанных в рабство в Германию) было уничтожено или погибло от голода и болезней…

Годы спустя, весной 1945 года, Гитлер, забившийся в бункер под имперской канцелярией, скажет своим лизоблюдам: «Самое важное решение, принятое мною в ходе войны, было нападение на Россию… Будьте уверены, я долго и мучительно размышлял о судьбе Наполеона в России». Во второй половине 1941 года гигантская тень Наполеона лежала на походе вермахта в нашу страну. Фигура Гитлера, руководителя разбойничьего предприятия, в глазах испуганного Запада приобретала исполинские очертания.

Банально мыслившие на Западе, сравнив темп похода армии Наполеона пешком со скоростью передвижения мотомеханизированных дивизии вермахта, вероятно, утрачивали рассудок. Тот же Дж. Кеннан, сидевший в американском посольстве в Берлине, по собственным словам, «ежедневно отмечал на большой карте России, висевшей на стене в моем кабинете, продвижение армий Гитлера через обширные лесные и болотистые районы к западу от Москвы, постоянно сравнивая его с аналогичным продвижением армии Наполеона в 1812 году. Сходство по времени и местам прохождения было часто поразительным». Кеннан, написав эти слова в мемуарах, вышедших в 1967 году, поставил после них точку.

Продолжим: в 1812 году Наполеон со своим многоязычным сбродом пешим порядком все же доковылял до Москвы почти на два с половиной месяца раньше, чем в 1941 году немцы смогли выползти в танках на ближние подступы к столице нашей Родины…

Признаки поражения германских вооруженных сил накапливались с первого дня войны – 22 июня 1941 года. Вермахт постепенно утрачивал пробивную силу, и глубокой осенью задачи, ставившиеся перед ним, оказались не по плечу обескровленным германским дивизиям. Первоначальных глубоких прорывов на советско-германском фронте германские генералы достигали массированным применением танковых соединений. В первый день войны вермахт бросил против СССР 3712 танков, на пополнение прибыло 663 единицы. К 31 декабря потери составили 3770 танков. За полгода войны германские танковые войска были выбиты до последней машины первоначального состава. Такой ценой оплачивалось продвижение по советской земле. Это было достигнуто благодаря беззаветному мужеству советских воинов, отстаивавших родную землю от захватчиков.

Могилы немецких солдат на аэродроме Выхма

Вновь и вновь Гитлер разъяснял своим приближенным, почему идет такая ожесточенная борьба. Для вящего убеждения он ссылался на свой личный опыт солдата, проведшего четыре года в траншеях первой мировой войны. 25 сентября 1941 года он рассуждал в узком кругу: «Натиск русских в наступлении не должен удивлять нас. Так было и в первую мировую войну… Мы забыли о том, с каким отчаянным упорством русские сражались с нами во время первой мировой войны… Нельзя допустить существований любого организованного русского государства к западу от Урала. Русские – звери, с этой точки зрения безразлично, какой там строй – большевистский или царский, они – дикие звери».

Фюрер с величайшим подозрением относился особенно к тем, кто считал себя знатоком России, родился в ней или просто изучал страну. Для себя Гитлер еще задолго до войны вывел некую закономерность, которую считал абсолютно правильной. «Заметили ли вы, что немцы, долго прожившие в России, никогда больше не станут немцами? – спрашивал Гитлер и тут же давал ответ: – Огромные пространства околдовали их. В конечном итоге Розенберг пышет злобой на русских только потому, что они не позволили ему стать русским».

Эти положения пронизывали фашистское кредо, были начертаны на штандартах вермахта и запечатлены в штабных разработках. Гитлер и его единомышленники были твердо убеждены, что эта идеология и политика поднимут боевой дух солдата вермахта на невиданную высоту и он положит ненавистную Россию к ногам победоносной Германии.

То, что представлялось гитлеровскому руководству могучим оружием – национал-социалистская идеология, на деле оказалось ахиллесовой пятой режима. Идеологические шоры, являвшиеся, по мнению фашистской верхушки, несравненным украшением вермахта и обеспечившие германскому солдату «непобедимость» (их, конечно, не повредила слабая перестрелка во время кампаний на Западе в 1939–1940 гг.), пали под мощными ударами Красной Армии. Немало немцев, втиснутых в военные мундиры, лишившись защиты от реальности, взглянули на окружающее широко раскрытыми глазами и ужаснулись – они развязали войну против могучей страны, решительного и гордого народа, поднявшегося стеной на защиту Родины! Элементарный, животный страх стал заползать в сердца захватчиков.

Это хорошо запомнили те, кто вместе с гитлеровцами участвовали в походе на Восток. Один из них, укрывшийся под псевдонимом М. Китаев, еще в 1947 году в книжонке о власовцах подчеркнул:

«Германия вступила в войну с Советским Союзом, будучи очень плохо осведомлена о военных и экономических возможностях СССР, а также о тех культурных сдвигах, которые произошли за время Советской власти. С легкой руки Розенберга и Геббельса, русский человек, в области его духовной сферы, представлялся немцам в виде унтерменша… В области оценки военных и экономических возможностей руководство национал-социалистской партии полагалось на сведения, полученные от немцев, долго проживших в России, а также от старой эмиграции, которая утомительно твердила об ужасающем упадке всех сторон общественной и экономической жизни в Советском Союзе. Следует удивляться, что немецкая контрразведка не сумела исправить хоть сколько-нибудь эти бредовые представления. Розенберг и Риббентроп, мнившие себя непререкаемыми авторитетами по русскому вопросу, сумели убедить Гитлера, что Советский Союз представляет собой вполне созревший плод, который при небольшом сотрясении легко свалится в немецкую корзину.[4]

«Россия может быть побеждена только самими русскими». Эта фраза принадлежит великому немецкому писателю Шиллеру. Она была забыта, так же как и многократные предостережения Бисмарка против войны с русскими. Первые люди, усомнившиеся в мифе об унтерменше и получившие истинное представление о моральных качествах русского человека, были фронтовики. Не следует забывать, что это прозрение сопровождалось огромными потерями в людском составе, производимыми новыми видами оружия, незнакомыми немецкой стороне. В паническом ужасе созерцая полет советских реактивных снарядов, немецкие солдаты и офицеры вынуждены были под ударами жестокой действительности переоценить положение».

Переоценить прежде всего в том отношении, что вермахт взвалил на себя непосильное бремя и сил для успешного ведения операций просто не хватит. Уже после приграничных сражений грамотные германские офицеры и генералы не могли не отметить с глубочайшей тревогой – возможности войск резко падают, а по мере того, как растягивались коммуникации, во весь рост вставала проблема снабжения и организации тыла на захваченной советской земле. Без указаний свыше фронтовые дивизии попытались облегчить положение, создавая рабочие команды из военнопленных для ремонта дорог, транспортного обслуживания и прочего. Таким путем они надеялись высвободить войска, застревавшие