19 ноября 1942. Сталинград от наших и ненаших - Николай Николаевич Яковлев

сложную стратегическую операцию большого размаха, какой была операция «Тайфун», серьезно недооценило силу, состояние и возможности Советской Армии для борьбы за Москву и грубо переоценило возможности своих войск, сосредоточенных для прорыва нашего фронта обороны и захвата столицы Советского Союза… Большие потери, неподготовленность к борьбе в зимних условиях резко отразились на боеспособности противника… Наши воины глубоко сознавали личную ответственность за судьбу Москвы, за судьбу своей Родины и были полны решимости умереть, но к столице врага не подпустить».

5–6 декабря 1941 года началось контрнаступление советских войск под Москвой. Враг был отброшен от стен столицы Советского Союза, впервые с начала второй мировой войны вермахт был вынужден сдавать захваченные позиции. Особенностью боевых действий на советско-германском фронте было то, что Красная Армия не имела перевеса в силах на всех фронтах над противником. Удары по врагу, нанесенные под Москвой, возвестили начало общего наступления Красной Армии, охватившего почти 2000-километровый фронт. Оно продолжалось всю зиму 1941/42 года. В результате немцы были отброшены на 100–350 километров, была устранена угроза Москве. Германские войска понесли громадные потери в живой силе и технике.

Теория и практика «блицкрига», еще недавно обеспечивавшего Германии успехи на Западе, лежали в руинах. Гитлеровское руководство встало перед перспективой затяжной войны. 8 декабря 1941 года Гитлер отдал приказ о переходе к обороне на Восточном фронте. Миф о непобедимости вермахта был развеян.

Международные последствия победы советских войск под Москвой трудно переоценить. С затаенным дыханием мир следил за событиями на советско-германском фронте. В конце октября 1941 года советский полпред в Лондоне И. М. Майский докладывал в Москву о настроениях в Англии:

Советские автоматчики в наступлении во время битвы за Москву

«Чувство тревоги все возрастает и достигло особенной интенсивности в последние три-четыре недели, когда новое германское наступление поставило под угрозу Москву и Донбасс. Наряду с тревогой явно ощущается и другое чувство, которое можно лучше всего охарактеризовать восклицанием: «Какое счастье, что дьявольская машина гитлеризма, вся мощь которой только сейчас обнаружилась, обрушилась сначала не на нас, а на СССР. Если бы вышло обратно, от нас, пожалуй, ничего не осталось бы. Теперь же, даже в самом худшем случае, эта машина обернется против Англии, сильно потрепанной и ослабленной». И пока трудно сказать, какое из этих чувств доминирует в общественных настроениях страны».

Теперь, с разгромом немцев под Москвой, волна горячей благодарности к России прокатилась по миру. Сдержанность как черта национального характера англичан хорошо известна. Но тогда, заметил американский историк Д. Лукач, на Британских островах «весь народ был охвачен русофилией, почти иррациональный энтузиазм, который напоминал всеобщее заблуждение 1914 года – сотни тысяч англичан поверили, что русские войска, высадившиеся на севере Англии, следуют на фронт во Францию».

Однако было громадное различие между 1914 и 1941 годами – теперь Красная Армия нанесла общему врагу, Германии, такой удар, от которого было нельзя оправиться. Хотя еще предстояли годы и годы кровопролитной войны, на Западе вчерашний пессимизм сменился легкомысленным оптимизмом – русским все по плечу!

«В течение нескольких недель, – писал американский публицист У. Шайрер, – того холодного декабря и января казалось, что разбитые и отступающие германские армии, фронт которых беспрерывно прорывали советские войска, могут распасться и погибнуть в русских снегах, как случилось с армией Наполеона за 130 лет до этого».

Битва под Москвой ознаменовала всемирно-исторический поворот в ходе второй мировой войны, но мы, русские люди, знали – враг еще силен.

* * *

Разгром германских армий в декабре 1941 года потряс до основания всю структуру нацистского рейха. Генерал Блюментрит свидетельствовал:

«Московская битва нанесла первый сильнейший удар по Германии как в политическом, так и в военном отношении».

Генералы вермахта, победоносно водившие войска на протяжении предшествующих лет, были смещены, иные уволены в отставку без права ношения формы, а некоторым предстояло предстать перед военным судом. 19 декабря Гитлер взял на себя командование сухопутными войсками. Фюрер спесиво разъяснил Гальдеру: «Эти пустяковые обязанности оперативного командования может выполнять любой. Задача главнокомандующего армией состоит в подготовке ее в духе национал-социализма. Я не знаю ни одного генерала, который мог бы выполнить эту задачу, как я хочу. Поэтому я и решил взять на себя командование армией».

Волна паники захлестнула вымуштрованных германских генералов, окружавших фюрера в его ставке «Волчье логово», располагавшейся вблизи восточнопрусского городишка Растенбург. Они боязливо шептались о судьбе, которая ждет главнокомандующего армией генерал-фельдмаршала Браухича. Еще бы! Гитлер отозвался о нем: «Тщеславный и трусливый негодяй». Даже лизоблюд генерал-фельдмаршал Кейтель в ответ на какое-то замечание о ходе событий на советско-германском фронте получил немедленный выговор от Гитлера, самым пристойным эпитетом в бешеной тираде был «идиот». Йодль застал Кейтеля за сочинением слезливого прошения об отставке, револьвер лежал под рукой у обмякшего фельдмаршала. Йодль убедил его продолжить службу фюреру, что Кейтель и сделал, заслужив петлю по приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге.

В ставке Гитлера составлялись бесчисленные планы, как стабилизировать положение на рушащемся Восточном фронте. В бои бросались все резервы. 7 января 1942 года Гальдер помечает в своем дневнике: «Меня пытаются убедить начать химическую войну против русских». До этого дело не дошло: устрашились немедленного возмездия. С громадными трудностями и колоссальными потерями вермахту кое-как удалось удержать фронт.

В «Волчьем логове» фашистский зверь зализывал раны. В угрюмой обстановке бункеров, запрятанных под землю, царила мрачная атмосфера. Когда появлялся поседевший за зиму Гитлер, все испуганно замолкали, гадая, что и как сказать. Любимчики фюрера по-прежнему выслушивали его откровения, только содержание и тон их не имели ничего общего с прежними. 19 февраля 1942 года Гитлер в остром приступе мистицизма заметил: «Я всегда ненавидел снег, Борман, ты знаешь об этом. Я всегда ненавидел его всеми фибрами души. Теперь я знаю почему. То было предзнаменование!» В ночь с 27 на 28 февраля он признался: «Господа, вы не можете представить себе, что все это означало для меня, как последние три месяца подорвали мои нервные силы. Теперь я могу сказать вам, что за первые две недели декабря мы потеряли тысячу танков и две тысячи паровозов».

В марте 1942 года рейхсминистр Геббельс навестил «Волчье логово». Он тщательно занес в дневник свои впечатления об этом посещении:

«Фюрер рассказал мне, как близко в последние месяцы мы были к зиме Наполеона. Если бы он проявил слабость хоть на мгновение, фронт рухнул бы, и последовавшая катастрофа заставила бы побледнеть бедствие, постигшее Наполеона».

Группа немецких солдат, захваченных в плен во время битвы под Москвой

О военных планах на будущее, кроме общих замечаний о необходимости возобновить наступление с приходом тепла, с министром пропаганды речи не было. Геббельс подвел итог:

«Собачка, которую подарили фюреру, теперь играет в его комнате. Он всем сердцем привязан к песику, который волен делать все, что хочет, в бункере. В настоящее время пес ближе к сердцу фюрера, чем кто-либо еще».

Военные планы перекраивались. Высшему командованию германских вооруженных сил был известен общий ход мыслей фюрера. Потерпев неудачу в наступлении на Москву, он отныне искал решения на флангах советско-германского фронта. «Гитлера теперь обуревает идея захвата Ленинграда и Сталинграда, – записывал Гальдер, – ибо он убедил себя, что, если падут эти «два священных города коммунизма», Россия рухнет».

На лето 1942 года Гитлер запланировал решительное наступление на юге советско-германского фронта.

Поход на Сталинград

К весне 1942 года блоку фашистских агрессоров противостояли 26 государств – Объединенные Нации. Война охватила и Азию. Основным театром военных действий оставался советско-германский фронт, на котором на карту было поставлено будущее человечества. Судьбы всей антифашистской коалиции, включая Соединенные Штаты, зависели от единоборства Красной Армии с Германией и ее европейскими сателлитами.

В то время Англия и США объявили себя советскими союзниками. Из Лондона и Вашингтона звучали горячие слова в адрес героического русского народа. На глазах происходила эскалация эпитетов, и превосходных степеней в риторике в отношении СССР, и соответственно расширялся разрыв между словами и делами. Практической помощи не поступало, Англия