Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

одним из тех «очагов», которые при попустительстве западных держав создавали благоприятную обстановку «для поджигателей (мировой) войны» 84. Естественный и логичный вывод о создании благоприятной для агрессоров обстановки базировался в данном случае на спорном утверждении о попустительстве стран Запада, которое часто вообще возводилось советскими историками в абсолют. «Советское правительство желало сотрудничать с английским в деле создания системы коллективной безопасности, — писал в книге об Идене В. Г. Трухановский, — а английское правительство своей политикой “умиротворения” агрессоров взрывало усилия СССР и других стран, стремившихся коллективными усилиями сохранить мир» 85. Советским историкам нужно было обосновать вывод, подтверждающий идеологически выдержанную концепцию — СССР борется за мир и коллективную безопасность, а Западные демократии всячески препятствуют этому, умиротворяя фашистскую Италию и нацистскую Германию, а последнюю и вовсе подталкивают к агрессии на Востоке. Тогда получалась понятная и привычная для советских читателей черно-белая картинка с тремя действующими лицами — борцом за мир, агрессорами и закулисными кукловодами. На деле все было не так просто.

Парадокс ситуации заключался в том, что за коллективную безопасность выступали и СССР, и Англия с Францией. При этом СССР стоял за безусловное применение санкций против агрессора, которым Лига, естественно, признала Италию. А англичане и французы видели основную угрозу коллективной безопасности в развале Лиги Наций, которую в случае принятия санкций обещала покинуть третья (вслед за Японией и Германией) великая держава — Италия. В Женеве, кстати, ситуацию воспринимали именно как «борьбу между фашистской Италией и Лигой» 86. Спецпредставитель дуче, барон Алоизи недвусмысленно заявлял в те дни: «Необходимо, чтобы члены Лиги Наций хорошо обдумали и сделали выбор между нашим уходом из организации или уходом Эфиопии» 87. Невилл Чемберлен видел при таком развитии событий еще одну опасность. «Если Муссолини уйдет, — писал Чемберлен в частном письме сестре Иде, — он подорвет Лигу, и малые страны Европы одна за другой переметнутся к Берлину» 88. Положение складывалось патовое. Любое развитие событий подрывало основы коллективной безопасности. Устав Лиги Наций требовал применения к агрессору жестких санкций, вплоть до военных, которые неминуемо вели к уходу Италии из Лиги. От главного механизма обеспечения коллективной безопасности, доверие к которому и без того было подорвано, фактически ничего не осталось бы. Как четко сформулировал эту мысль американский посол в Риме Брекенридж Лонг, без Италии «не может быть коллективной безопасности» 89. Сговор с Италией за счет Эфиопии также подрывал доверие к Лиге, но позволял, по крайней мере, надеяться на сохранение этой организации в более-менее дееспособном виде. Хотя непонятно, кому нужна была мирная организация, не способная обеспечить мир своим участникам?

Общественное мнение большинства европейских государств было целиком на стороне Эфиопии. Этим, собственно говоря, и пользовался Советский Союз, вызывая одобрение своей политики у широких народных масс. Однако практической пользы от советской позиции было мало 90. Западные демократии, в отличие от СССР, пытались выработать прагматичный подход к итало-абиссинскому конфликту. Это было совсем непросто. На начальной стадии конфликта в Африке между Англией и Францией наметился серьезный раскол. Французы боялись получить на своих границах еще одного, вслед за Германией, потенциального врага. Англичане не без оснований подозревали Лаваля в том, что во время визита в Рим в начале января 1935 года тот устно обещал Муссолини свободу рук в Эфиопии в обмен на сохранение дружеских отношений. Французам приходилось оправдываться. Их посол в Риме и дальний родственник Лаваля Шарль де Шамбрен простодушно уверял, что «для откровенного предательства» у Лаваля просто не было возможностей, так как в ходе визита он никогда не оставался в течение сколь-нибудь длительного времени наедине с дуче. Сам Лаваль клялся, что обещал дуче лишь «экономическую свободу рук» 91, хотя позже Муссолини сообщил Идену, будто Лаваль «дал ясно понять, что Италия должна иметь (полную) свободу рук в Абиссинии» 92, а французский генерал Гамелен вспоминал, как в ноябре 1935 года Лаваль признался на заседании Высшего военного совета Франции, что у него есть «секретное соглашение с Муссолини» 93.

Так или иначе, но неприятные подозрения в отношении Лаваля у англичан имелись. Ванситарт посчитал даже, что политика Лаваля «почти разрушила англо-французское сотрудничество в тот момент, когда оно было более всего необходимо» 94. Правда, Ванситарт, при всех своих достоинствах, и сам приложил к этому руку. Дошло до того, что летом 1935 года Франция отказала Англии в использовании своих средиземноморских портов, когда последняя запросила, может ли она рассчитывать на них при проведении морских операций против итальянского флота 95. Для англичан важно было подстраховаться, потому что их разведка доносила, будто Муссолини готовит упреждающую атаку на Мальту — главную морскую базу Средиземноморского флота Британии 96. Ситуация складывалась настолько серьезная, что Сэмюэл Хор в конце августа попросил премьера Болдуина и членов кабинета, которые проводили свои отпуска вдали от Лондона, немедленно собраться в столице. «Кабинету необходимо срочно решить, — писал Хор Невиллу Чемберлену, — какой будет наша политика, исходя из двух возможных допущений: 1) французы полностью на нашей стороне, 2) французы покидают нас. Кабинет также должен срочно решить, какие приготовления необходимо сделать на тот случай, если итальянцы решатся на безумный шаг» 97. В Европе стала складываться новая ситуация. До августа 1935 года французы периодически сомневались в поддержке со стороны Англии. С августа 1935 года серьезные сомнения в поддержке со стороны Франции впервые появились у англичан 98. Одновременно начался отход Италии от единого фронта с Англией и Францией, что привело сначала к ее сближению с гитлеровской Германией, а затем и к союзу между ними.

В августе-сентябре 1935 года между Англией и Францией образовалась трещина, которая вызвала недоверие этих стран друг к другу. Французам тоже было что предъявить англичанам. В Париже были крайне недовольны заключением англо-германского морского соглашения, которое не только подрывало Версальский мир, но и нарушало предыдущие договоренности между Англией и Францией о том, что проблема безопасности и вооружений обеих стран должна рассматриваться комплексно, как единое целое. Последний раз стороны договорились об этом совсем недавно — 3 февраля. И вот, прошло всего несколько месяцев, и англичане нарушили свое обещание. «Англо-германское морское соглашение рассматривают здесь как серьезный удар по коммюнике от 3 февраля, — сообщал из Парижа Иден после неприятных объяснений с Лавалем в конце июня. — Что бы мы ни говорили, они (французы. — И. Т.) не изменят своего отношения» 99. Почему правительство Его Величества так быстро поменяло свою позицию?