Происхождение Второй мировой войны - Игорь Тимофеевич Тышецкий

— спрашивал Лаваль. Он обвинял британцев в том, что они спасовали перед Германией. Англия раз за разом демонстрирует свою слабость, — упрекал он Идена. — В результате Германия скоро будет иметь превосходство во всем 100. Идену нечего было возразить. Он прекрасно понимал, что Британия теряет свои позиции. Понимал это и Ванситарт. «Мы ужасно слабы, — писал он в 1936 году. — Мы должны выиграть время, чтобы сделаться сильнее. Только военная сила остановит Гитлера, а в настоящее время у нас ее нет» 101. Спустя несколько лет к таким же доводам прибегнет советское руководство, объясняя заключение договора о ненападении с Германией.

Однако в том, что касалось Италии, сил у Англии всегда было достаточно. И она вполне допускала если и не применение этой силы, то угрозу ее применения. Невилл Чемберлен в разговоре с братом Остином предлагал «в частном порядке (курсив Н. Ч.) спросить Францию, готова ли она вместе с нами сказать Муссолини, что мы намерены силой предотвратить использование силы с его стороны. В этом случае, — полагал Невилл, — Муссолини вынужден будет отступить, а мы помогли бы ему сохранить лицо в глазах общественности» 102. Остин Чемберлен в то время уже не занимал никаких постов в правительстве, но, будучи влиятельным членом консервативной партии, пытался содействовать решению италоабиссинского конфликта дипломатическим путем. Он убеждал посла Италии в Лондоне Дино Гранди отказаться от военной авантюры в Африке на том основании, что итальянская армия может на долгое время увязнуть в Эфиопии, и Гитлер получит возможность присоединить Австрию, чего Италия всегда стремилась не допустить 103. Однако тщеславие Муссолини и желание создать новую Римскую империю все-таки перевесили. «Люди тешат себя странной иллюзией, когда думают, будто Италия будет вечно выступать против Германии в роли карающей руки Европы на границе с Австрией, — заявил дуче в конце мая. — Мы не дерево, посаженное на Бреннерском перевале» 104. 3 октября Италия начала войну против Эфиопии. Теперь англичанам и французам надо было отбросить взаимные обиды и решать, что делать дальше.

В результате на свет появился план Хора-Лаваля. Он стал неудачной попыткой компромисса между Англией и Францией по отношению к Италии и Лиге Наций. Можно сказать и по-другому — этот план явился следствием ухищрений и манипуляций премьер-министра Франции Пьера Лаваля и ошибок, допущенных главой Форин Офис Сэмюэлом Хором. В любом случае сама Эфиопия была здесь ни при чем, хотя формально план решал именно ее дальнейшую судьбу. До вторжения Италии в Эфиопию Англия занимала решительную позицию, требовавшую не допустить агрессии против суверенного государства и использовать для этого все возможности Лиги Наций. «Прежде всего я хочу подтвердить поддержку Лиги правительством, которое я представляю, и интерес английского народа к коллективной безопасности, — заявил Хор 11 сентября в Женеве. — В соответствии со своими точными и ясно выраженными обязательствами Лига и вместе с ней моя страна стоят за коллективные меры по поддержанию Устава во всей его полноте и, в частности, за неуклонное и коллективное сопротивление всем актам неспровоцированной агрессии». Речь Хора произвела огромное впечатление на многих в Англии, в том числе и на Черчилля 105, считавшегося у себя в стране главным противником умиротворения. Выступление британского министра было встречено овацией и породило энтузиазм у всех сторонников коллективной безопасности. 50 государств в Лиге Наций голосовали за санкции против Италии и лишь одно (сама Италия) было против. Но Франция, проголосовав «за», стала делать все возможное, чтобы санкции были максимально беззубыми и неэффективными.

Советские историки обычно видели главную причину решительной позиции Англии в том, что надвигались парламентские выборы, и общественное мнение было возмущено агрессией Италии против слабого государства, являвшегося членом Лиги 106. Дескать, консерваторы стремились заручиться поддержкой избирателей. А когда они ее получили, сразу же пошли на попятную и заняли позицию умиротворения Муссолини. Это не совсем так. Конечно, начавшаяся в Африке война сделалась одной из тем предвыборной борьбы, но не единственной и не главной. Скорее, можно говорить о том, что консерваторы, уловив вектор общественного мнения, решили уделять в своей предвыборной кампании больше места итало-абиссинскому конфликту. Им удалось за счет этого привлечь дополнительные голоса. Но на позицию Британии по отношению к конфликту эти предвыборные шаги не оказали никакого влияния. Для историка вопрос в данном случае заключается в том, как правильно расставить акценты. Так вот — война в Эфиопии отразилась на выборах в Англии, но выборы никак не повлияли на перемены в британском подходе к конфликту. Кабинету Болдуина удалось, как он и хотел, усилить в результате выборов свои позиции на переговорах с Муссолини 107. Но убедить французов занять более жесткую позицию это не помогло. Вообще, надо иметь в виду, что вопросы внешней политики в общественной полемике гораздо чаще выходят на передний план в авторитарных государствах, когда с их помощью надо увести внимание избирателей от насущных забот. В демократических странах людей, как правило, больше волнуют их собственные, внутренние проблемы, которые становятся ключевыми в предвыборных кампаниях. Политики это хорошо понимают. В предвыборных дневниковых записях Гарольда Николсона, участвовавшего в выборах 14 ноября 1935 года (и победившего на своем участке в Лестере), ни слова не говорится об итало-абиссинской войне. Зато появление уже после выборов плана Хора-Лаваля заставило Николсона выступить на эту тему в палате общин 19 декабря 108. Что же касается позиции Англии по вопросам санкций против Италии, то она стала смягчаться с конца ноября, и связано это было с поисками общего с Францией подхода. «Трудно понять, как правительство могло так просчитаться с общественным мнением», — возмущался по этому поводу не прошедший в парламент консерватор Катберт Хедлэм в середине декабря 109.

Так получилось, что Англия была больше заинтересована в умиротворении Германии, а Франция — Италии. Англичане считали, что уступки Гитлеру позволят не только сохранять мир в Европе, но и поддержат европейский баланс сил. Французы, естественно, не соглашались с этим, поскольку усиление Германии прямо угрожало их безопасности. Но противостоять Гитлеру в одиночку, без активной поддержки Англии, французы опасались. С Италией наблюдалась совсем иная картина. Действия Муссолини были прямым вызовом системе коллективной безопасности, и Англия готова была прибегнуть, по крайней мере, к демонстрации силы. Однако Франция не поддерживала подобную решимость англичан. Французам совсем не хотелось получить на своих границах еще одного первоклассного противника. Им, конечно, не нравилось то, что делал Муссолини, но они не хотели оттолкнуть его настолько, чтобы он задумался