Суровое испытание. Семилетняя война и судьба империи в Британской Северной Америке, 1754-1766 гг. - Фред Андерсон

В книге «Права колоний, утвержденные и доказанные» (The Rights of the Colonies Asserted and Proved) Отис не отрицал суверенного права парламента облагать колонии налогами и вообще делать все, что он пожелает; он лишь утверждал, что, поскольку право парламента на власть основано на естественном праве, он не может осуществлять свою власть «по своему усмотрению», не ставя под сомнение собственную легитимность. В книге «Оправдание британских колоний против нападок джентльмена из Галифакса» он подтвердил это расширительное определение полномочий парламента, но не подчеркнул, что парламент должен действовать с самоограничением, порожденным уважением к естественному праву. Таким образом, «Виндикация» подорвала его авторитет, но его следующий памфлет, опубликованный всего за неделю до майских выборов, уничтожил его.

В «Кратких замечаниях в защиту Галифаксской клеветы на британско-американские колонии» Отис решил подчеркнуть обязанность колонистов, как лояльных подданных, подчиняться постановлениям парламента. Поскольку парламент олицетворял собой верховную власть в британском государстве, истинным британцам оставалось лишь дознаться о причинах и намерениях его членов: они не могли по праву сопротивляться. Отис дошел до того, что похвалил Томаса Уэтели — сотрудника казначейства, ответственного за разработку большей части Гербового закона, — за его изложение доктрины «виртуального представительства», которая отвергала жалобу колонистов на то, что их не может облагать налогами Палата общин, в которую они не избирали членов. В памфлете Уэтели «Постановления, принятые в последнее время в отношении колоний и налогов, налагаемых на них, рассмотренные» (Лондон, 1765 г.) была сделана попытка сделать достоинством нерегулярный характер представительства в Палате общин, утверждая, что каждый член, будучи избранным, представляет все политическое тело и, таким образом, освобождается от необходимости служить узким интересам какой-либо местности. Поскольку законодательное представительство в колониях, как правило, было гораздо более регулярным — более отражающим распределение населения и собственности, а значит, «реальным», — большинство колонистов инстинктивно отвергали подобные аргументы как софистику. Когда Отис поддержал их, написав, что «колонисты фактически, конституционно, по закону и справедливости, должны считаться представленными в достопочтенной Палате общин», он, похоже, отказался от фундаментального права англичан облагаться налогами только с согласия[841].

По мнению самого Отиса, он лишь развил то, что подразумевалось в «Правах колоний, утвержденных и доказанных». Практически все остальные, запутавшись в дебрях его рассуждений, пришли к выводу, что он от всего отказался. Губернатор Бернард сообщил Торговому совету, что «автор «Прав колоний» теперь раскаивается в мешковине и пепле за то, что приложил руку к этой книге… В недавно опубликованном памфлете он [просил прощения] в самых скромных манерах у министерства и парламента за вольности, которые он с ними совершил». Бостонские избиратели Отиса потребовали от него объяснений, прежде чем переизбрать его, с минимальным перевесом, в Генеральный суд. Однако после этого он вызвал еще большее недоумение, пытаясь объясниться в своих речах и газетных статьях[842].

Под конец заседания, вспомнив о поручении города содействовать сотрудничеству между различными колониальными ассамблеями, Отис предложил Массачусетсу выступить спонсором межколониальной конференции для обсуждения Гербового акта. Никто не знал, как отнестись к этой идее, но никто не смог найти в ней ничего противозаконного, и в конце концов даже губернатор одобрил ее. Таким образом, 8 июня, перед закрытием одной из самых запутанных сессий в своей истории, Палата представителей проголосовала за циркулярное письмо с предложением другим колониальным законодательным органам направить делегатов на конгресс в Нью-Йорк в октябре — собрание «для рассмотрения общего и объединенного, покорного, лояльного и смиренного представления своего положения Его Величеству и Парламенту; и для просьбы об оказании помощи». Делегация Массачусетса отражала крайнюю нерешительность Генерального суда. Двое из делегатов, Тимоти Рагглс и Оливер Партридж, были членами губернаторского совета и служили высокопоставленными офицерами провинции во время недавней войны; они были одними из самых консервативных людей в колонии. Третьим был Джеймс Отис. Не зря губернатор Бернард счел возможным заверить Торговый совет, что делегация Колонии залива «никогда не согласится на какое-либо недобросовестное или неправомерное обращение к правительству Великобритании»[843].

Палата бургов Виргинии также колебалась, прежде чем принять решение, а затем действовала в высшей степени двусмысленно. До самого конца мая ни один бюргер не сказал ни слова о Гербовом акте. Две трети из них, рассчитывая на спокойное завершение сессии, уже вернулись на свои плантации 20 мая, когда новый человек, избранный на место ушедшего в отставку представителя округа Луиза, занял место на задней скамье. Самый младший член палаты, Патрик Генри, был новичком в политике, но не в общественной жизни. После шести недель юридического образования и пяти лет практики он стал одним из самых успешных адвокатов в провинции, завораживающим защитником, который процветал своей репутацией оратора и противостоянием привилегиям, как меч.

До своего двадцать девятого дня рождения Генри оставалось всего несколько дней, и он больше ничего не стеснялся. Новые члены обычно ничего не говорили в течение сессии или двух, спокойно подчиняясь старшим, и, наконец, произносили девичью речь по вопросу, тщательно выбранному из-за его недостаточной значимости. Генри не захотел проявлять подобную скромность и сразу же выступил с нападками на законопроект, поддержанный руководством палаты и самым влиятельным человеком в политике Виргинии Джоном Робинсоном — почтенным человеком, совмещавшим в своем лице должности секретаря колонии, казначея и спикера палаты. Законопроект, который поддержали Робинсон и его соратники, разрешал провинции занять 250 000 фунтов стерлингов в Лондоне под залог налога, который должен был действовать до 1795 года. Предполагаемая цель законопроекта заключалась в том, чтобы позволить Виргинии погасить свою задолженность в валюте; однако одно из положений спокойно позволяло плантаторам, испытывающим нехватку наличности, брать стерлинги из государственного казначейства, закладывая свои земли в качестве залога. Генри высмеял эту меру за ее очевидную корыстность, шокировав старших членов палаты и способствовав ее поражению[844]. Однако следующая речь Генри потрясет не только тех немногих бюргеров, которые оставались в последние, знойные дни сессии.

29 мая, когда законодательные дела были завершены, Палата собралась в комитет полного состава, чтобы обсудить «шаги, которые необходимо предпринять в связи с принятием Гербового закона». Генри сразу же поднялся и представил пять резолюций, которые он написал «один, без совета и помощи, на чистом листе старой юридической книги». В первых четырех из них излагались общие исторические моменты, с которыми не согласился ни один бюргер, поскольку они перефразировали аналогичные петиции предыдущего года. Основатели Виргинии, — начал Генри, — «принесли с собой» английские свободы в XVII веке; королевские хартии (во-вторых) подтвердили эти права; налогообложение с согласия избранных представителей (в-третьих) является центральным условием сохранения всех этих